Сперва Тростинка, по своему обыкновению, унеслась вперед на несколько хвостов, повинуясь кипящей в ней бурной энергии, которая давно уже искала какого-нибудь хорошего выхода, причем, желательно такого, чтобы потом не нужно было по всему лесу собирать разбежавшуюся дичь, чинить стены палатки учеников или, в худшем случае, замазывать травками чей-нибудь пожеванный хвост. В такие моменты "особенного бурления" кошечка могла нестись куда только душе угодно, и в детстве ей не приходилось особо контролировать себя... ну чисто потому, что куда может так уж далеко убежать котёнок, ну? Хотя, она-то, конечно, могла бы... но это уже другой разговор. Главное, что раньше стены лагеря сами служили ограничением (пускай и слабым и не всегда таким уж надёжным) её энергии, оставляя Тростинке простор для фантазии, куда эту всю кипучесть деть. А теперь, когда она стала ученицей, да еще и увидела, какая большая и удивительная у них территория, да еще и получила (не совсем, но получила же!) уже более твёрдое право покидать лагерь и не получать за это тяжелой лапой по мягкому месту, её желание нестись "наперегонки с ветром, впереди что-то интересненькое!" и вовсе потеряло всякие лимиты и границы.
И всё же! И всё же находилось внутри неё что-то такое, чего раньше кошечка ни в себе, ни за собой не подмечала. Кто-то назвал бы это взрослением, кто-то - отложившимся налетом стресса от некоторых... неприятных событий, но только ученица знала и понимала теперь, что это всего-то навсего "мууууудрость". Поучившись у Черепа, она довольно быстро и вполне накрепко усвоила, что если убегать далеко вперед от наставника, то ты, конечно, увидишь много чего интересного, только вот пропустишь все, что он тебе говорил и рассказывал. И если это самое "интересное" никуда, по сути, не денется, то на повторные, пропущенные мимо ушек разъяснения хмурый кот обычно не разменивался, оставляя свою протеже самой по кусочкам догадываться, чего он от неё хотел или что они вообще собираются тут делать.
Посему Тростинка, быстро приструнив себя, вернулась к Карпозубу. Как никак, он знал дорогу, куда идти, да и вообще шагать лапа в лапу с братом было куда как приятнее, и всё равно, что он делает один шаг, а ты за это время - все три. Прижавшись к широкому темному боку и случая пушистым ушком, как где-то выше стучит большое доброе сердце, ученице прямо-таки мурчать хотелось от удовольствия. Иногда ей казалось, что она слышит там что-то очень похожее на гулкие раскаты в могучей отцовской груди...
- Наверное, также, как я, когда мы все были в детской! - понимающе закивала кошечка, заглядывая в желтые глаза, так до забавности мило смотревшиеся на полностью тёмной морде старшего брата. - Правда, я не то чтобы скучала, ведь мама не особо пускала нас гулять далеко, сам понимаешь... Но если бы я знала то, что знаю сейчас! Если бы я тогда видела, какая у нас большая земля и сколько в ней всего удивительного, то я бы так... ВОТ ТАК скучала!
И она, отскочив на шажок, обрисовала в воздухе такую большую дугу хвостом, что сама чуть не плюхнулась на землю, пока следила за его кончиком. Но удержалась - она же уже давно не котёнок, чтобы запинаться в собственных лапках! Хватило того, что Череп ей это порой припоминает... и те веточки тростника тоже...
- Карпозуб, а что ты больше всего любишь делать воительского? - спросила она кота, запрокидывая голову. - Череп обещал, что научит меня и выслеживать дичь, и подсекать рыбу, и различать запахи котов других племен, и сражаться, и в патрули ходить, и это столько всего, что ты представь: даже я порой боюсь, что даже у меня в голове это всё просто смешается! Но вот и ты, и мама, и Уклейка, и папа... вы все такие хорошие воители... значит, у вас ничего не смешалось же, да?!