--- главная поляна

Вечное дитя праздника, радости, света и лучезарного добра, беззаботности, беспроблемности... Большую часть жизни она привыкла носиться вокруг и около, радуясь всем вокруг, источая бодрость и энергичность, не давая никому грустить и опускать лапы. Но ведь энергия же не берется из ниоткуда, правда? И далеко не всегда одна только пища может вызвать радость и подарить бодрость. Тростинка и её братья и сестры родились в неурочное время. Поражение Речного племени в борьбе против двух объединившихся племен, потеря части территории, необходимость найти новое место для охоты в приближающиеся холода Голых Деревьев... Каждая улыбка казалась в таких условиях едва ли не даром с небес. И Тростинка, впитывая улыбки одних, несла их другим, вызывая улыбку в ответ и подпитываясь уже ей. Такой вот маленький круговорот счастья. Почему неудивительно, что сейчас, видя тяжесть, муки неизвестности, грусть, что скрывали в себе самые близкие ей коты, она и сама как-то сникала и частенько ощущала себя не в своей тарелке. А самое жуткое заключалось в том, что ученица понимала, что по-другому никто из них не может. Веселье и беспечность были бы неуместны и даже оскорбительны в глазах многих её соплеменников.

В глазах Ручей, Щукатой, Пыльнолапа и Морозного.

Нарочно сделав большой круг, дабы обойти неприветливую груду меха, Тростинка пулей влетела в палатку учеников и бросилась на свою подстилку. Её маленькое сердце бешено колотилось в груди, она разом позабыла о том, что должна была принести нового мха на подстилки, что котята могут вернуться в детскую в любой момент. Всё для неё вдруг стало неважно, все чувства сжались в тугой комок, застрявший в горле и мешавший дышать, душивший маленькое тело, все мысли сузились до одного единственного имени, которое порождало новые и новые вопросы, вынуждало думать и одновременно заставляло не желать делать этого.

Буран. Жёлудь принёс его в лагерь. Сколько его не было? Тростинка не знала. Не интересовалась, не задавалась вопросом. Мама тогда сказала: он его найдёт. Ученица не стала воспринимать эти слова всерьез. Тогда в её представлении отец сражался где-то в садах Двуногих, которые она лишь издалека видела на дальней стороне территории племени. Каждый вечер она засыпала с этими воображаемыми сказками, и каждую ночь видела, как Буран триумфально возвращается в лагерь, возможно, с царапинами и надорванным ухом, возможно, даже немного похудевший, но живой, здоровый, счастливый, всегда уверенный в себе глашатай Речного племени. Она буквально чувствовала, как его хвост обнимает их, одного за другим, а затем прижимается боком к боку Ручей, и всё у них налаживается.

- А что теперь... - шептала кошечка, зарывшись носом в тростник, и прильнув им к пёрышку - тому самому, что досталось ей во время памятной семейной прогулки по камышовой заводи. - Он вроде бы жив, да? Я, кажется, видела, как он дышал... или мне это показалось? Папа... папочка...

Они думали, что неизвестность хуже определенности. Теперь им, возможно, предстоит узнать, что знание может быть стократ тяжелее.

Если бы кошки умели плакать, она сейчас ревела бы как ребенок, катаясь по подстилке туда-сюда, топила бы её слезать, пока тростник и мох не растеклись бы в стороны то ли от влаги, то ли от разрывающих их во все стороны когтей. До свербящей боли в горле, до хриплого кашля, мешающего дышать, суча лапами и вздрагивая при каждом всхлипе, оставляя мертво-неподвижным лишь тонкий, свешивающийся с края гнезда хвост. Если бы кошки были собаками, она бы сейчас выла, тонко и протяжно, словно брошенный матерью крохотный щенок или преданная своим человеком дворняга, получившая от любимого хозяина пинок под хвост. Так не выли бы никогда на луну волки, как выла бы она, не зная, почему она воет, от радости или грусти её сердце разрывается сейчас на куски, а мысли в голове судорожно путаются и рисуют непонятные, странные, страшные картины яркими, разноцветными, ядовито-цветными красками.

Если бы - но кошки не умеют, они просто кошки. И потому Тростинка смогла лишь свернуться тугим клубком в позе зародыша, крепко уткнувшись маленьким носиком в свой пушистый хвостик. сё это время она жила с мыслью о том, что отец вернётся, целый и невредимый, и вновь возьмёт в свои лапы их племя, встанет рядом с Созвездие, и мама будет счастлива, Морозный перестанет дуться, Пыльнолап - мрачнеть, а Щучка - злиться. Ведь они же всё это не всерьез, правда? Нет-нет, всё из-за этого, всё из-за глупых Двуногих. Но отец - он обязательно вернётся, рано или поздно, и всё будет хорошо! О том, что всё может быть не хорошо, что за границей территории племени с Бураном может приключиться всякое, и даже самое ужасное, ученица себе думать крепко-накрепко запрещала. Хотя, если быть честными, она даже не особо такую возможность допускала, в её наивно-детской голове не было места для мысли, что с ей папой, могучим, сильным и храбрым глашатаем, вообще может что-то случиться.

Но вот, случилось.

Тростинка не слышала ничего вокруг, она словно нырнула в воду, и та залила ей ушки холодной, спасительной тишиной. Она не слышала слов Созвездие, Желудя, никого из тех, кто был снаружи, кого с ней разделяла по сути лишь камышовая стенка, а по факту - целый мир. Но она не могла не почувствовать внезапное тепло, коснувшееся её бока и медленно, клеточка за клеточкой, шерстинка за шерстинкой, прокладывающее себе путь по всему её телу. Тугой клубок начал постепенно смягчаться, нежнеть, шерсть из колючек вновь пригладилась до пушистого меха, и она, словно слепой, новорождённый котенок, полуневидящим взглядом уставилась на одного из немногих котов, которых она была бы по-настоящему рада сейчас увидеть рядом. Светло-голубые глаза, почти как у Голубички, и худощавое, красивое тело, словно у Рыжинки, но куда более спокойное, согревающее присутствие.

- Змейка... - прошептала Тростинка, словно заново пробуя имя бывшего соседа по детской на вкус.

Он говорил то сбивчиво, то медленнее, то с жаром, стараясь донести до неё свои чувства, то вновь замедляясь, словно обдумывая целесообразность этого разговора и слов вообще. Для Тростинки, правда, всё это сливалось в единую речку, выравнивая берега и единым потоком уносясь глубоко в подкорку сознания. Она давно уже привыкла к мысли о том, что Змейка хоть и младше их всех, но по уму и всяким словам куда более взрослый. Порой он очень напоминал ей Морозного, и это её немного смешило. Окажись сейчас здесь кто-то из родных, кошечка, скрипя зубами, натянула бы на мордочку и на сердце фальшивую улыбку, считая своим долгом поддерживать семью, единожды начав это с того самого дня. Ведь кто, как ни она, громче всех отстаивал, что нужно думать о хорошем? Кто согревал своим теплом Ручей, пока мама грустила?

А теперь её саму греет Змейка. Таким добрым, тёплым светом. Он так просто и легко находит дорожку в её сердце, а она даже, кажется, замечает чуть поднятый уголок губ полосатого, и это становится последней каплей.

- Змейка, понимаешь... Я ведь всегда видела его сильным, он всегда был такой большой, и могучий, и всё-всё умел! А сейчас... сейчас... - слова рвутся наружу, она не успевает сдержать их. - Я точно видела, что он дышит, да и Желудь был бы грустным, если бы Буран... ну ты понимаешь... Я и рада ужасно, предки не представляют, как рада! Я не была так рада, даже когда первый раз вышла из детской, вот! Но одновременно с этим мне страшно. Так страшно, Змейка!

Тростинка захлёбывается своим потоком слов и закашливается. Её тело дрожит, словно от рыданий, она чувствует себя котенком под материнским боком. Она не плачет, но ей так легче.

- Я всё это время была храброй. Улыбалась, потому что кто, если не я, будет поддерживать маму и остальных? А теперь... теперь, если Буран будет лежать рядом с Уклейкой, ни живой и ни мёртвый, я просто не знаю, как мне быть! Как мне радоваться, если он вот там, за стеной? Как смеяться, если я знаю, что в любую минутку может случиться что-то хорошее или плохое? Я очень, очень хочу радоваться тому, что Желудь нашёл Бурана... но будет ли это правильно?

Тростинка подняла голову и положила её на передние лапы Змейки, уткнувшись носом в его подушечку.

- Столько больных теперь... справится ли Сивая одна? - прошептала она. - Так хочется ей помочь, тем более, там же Уклейка и Буран, но... не могу же я бросить Черепа и стать ученицей целительницы! Уффф...

- главная поляна

Волнение легкой дробью тормошило её сердечко. Тук-тук-тук. Сначала в груди, а теперь - в голове. Пока она следовала за Тростинкой, происходящее на поляне казалось страшным сном. Она всё еще находилась в нём. Сначала - другой мир, затем - спонтанные события. Перед глазами мелькал воитель, отчаянный плач незнакомки повис в ушах. И, точно солнца лучи, Лососик, который помог ей, унял страх и прогнал нерешительность. Она точно знала, что делала, но не думала о последствиях. Ей тоже тяжело: отца нет рядом, хоть бы кто сказал, что с ним и когда он вернется. А малышка не услышала слов бурого, полосатого кота, который сообщил о его состоянии. Она сейчас очень напугана и встревожена, и только Речушка, которая краем уха схватила верную мысль, могла вмешаться и повлиять на неё. Ведь плач вызвал в ней неоднозначные эмоции: и страх разогнал все мысли, и волнение за чужое состояние, и странное чувство толкнуло вперед эти хрупкие лапки.

И, вот, она в палатке. "Довольно уютно", котенок огляделся, внимательно. "Я никогда не видела столько лежанок. Надо же. Тут тепло даже в холодную погоду. И ветра почти нет. Все спят вместе. Так здорово", думала она, изучая пространство внимательным взглядом. Если бы её появление здесь было знакомством с лагерем (или одной из его частей), она бы не прекращала восхищаться и приоткрыла б рот. Всё хотелось ей потрогать и посмотреть, но, стоило хрустальным глазам остановиться на сжавшейся Тростинке, былой настрой вернулся. "Я здесь, чтобы помочь. Это не твоя палатка, так что... постарайся сделать всё правильно. Как Лососик. Да, чтоб на душе стало легче. И... чтобы... помочь? Да. Ох, как же всё непросто. Я же совсем не знаю, что именно хочу ей сказать". Она так и застыла на пороге.

А она дрожала, и дождь не утихал в душе маленькой, но взрослой незнакомки. Она прижималась боком к оруженосцу и говорила вслух все переживания. Она почти срывалась на крик, и слово за слово Речушка понимала, как разрывалась душа. Чем дольше она наблюдала, тем сильнее просыпалось желание вмешаться. Но малышка ждала своей минуты. Спешка тут ни к чему.

"Ты же плачешь, потому что не знаешь, что с ним? Я тоже не знаю, где сейчас мой папа. И я не хочу думать о плохом, хотя мне его не хватает. Но тебе сейчас намного хуже, чем мне. Ты испугалась. Всё... всё будет хорошо. Ты сможешь увидеть его, как только ему станет полегче. Или... даже вернуться к нему сейчас? Быть с ним? Или я опять говорю небылицы себе? Нет. Я просто очень хочу тебе помочь. Но как подобрать слова, когда внутри так много чувств? Когда я боюсь ранить? Ты меня не знаешь. Подумаешь, что я лезу не в своё дело"

Речушка не знала, куда деться от сомнений и решения, которое она приняла изначально, когда звала Лососика с собой. Она сделала первый шаг - заявила о нём, поняла цель своего прибытия сюда. И дорога назад - закрыта.

"Воители не отступают. Даже перед самой невыполнимой задачей. Как мне говорили: раз уж взялась, то выполняй до конца", серьёзно отмечает котёнок и чувствует, как прежний настрой возвращается. И, вот, уже не сквозняк свистит тревожно, не чувствуется холодок, сердце больше не покалывает. Тишина. Даже пришедший воитель, которого она проводила спокойным взглядом, не повлиял на неё. Пора.

Котёнок осторожно прошла дальше. В её маленьких шажках проскальзывала неуверенность и боязнь, она постепенно наклоняла голову. Уже с ходу как бы извиняясь за вторжение. Пусть Тростинка была и не одна, но неизвестно, как она себя чувствовала там, за всеми этими словами. Как река за её грохотом. Она может шуметь, устремляться вперед, порывы ветра отрывали б от неё капли и поднимали ввысь волны. Но она б не остановилась ни за что. "Я не хочу, чтобы ты плакала. Я вообще не хочу, чтобы души наши кричали. Это так больно. Это... Это необъяснимо, но я не могу промолчать", с замиранием сердца думала Речушка. Вот, осталось пол шажочка. Но она остановилась.

- Всё будет хорошо, - наконец, подала голос она.

Речушка сократила расстояние и уткнулась в бок своим холодным носиком. Зажмурилась. Дрожь пробивала тело будущей воительницы.

- Всё будет хорошо, - на выдохе повторила она, борясь с наплывшими чувствами.

Она боялась, что та оттолкнёт её или возмутится. Она боялась, что сделает ей еще больнее. Она боялась саму себя, своего поступка и чувства ненужности. А ей так хотелось сейчас оказаться нужной. Возможно, найти друга. Но разве помощью можно заслужить это?

- Воитель сказал, что с ним всё будет в порядке. Я верю в это. И ты - поверь... Поверь мне, если сможешь. Пожалуйста. Пожалуйста, не плачь. Поток не может справиться с ветром. Сегодня... был ветер. Он поднимал волны в реке. Она шумела очень громко. Я... просто хочу сказать, что он обязательно тебя увидит. Сейчас... воину нужны силы. И ему... нужна ты. Обязательно... потом... Потом приди к нему. Я думаю, что он... ждёт тебя. Очень ждёт. Ты... действительно сильная воительница. Прости меня, я не могла оставить тебя... Я не могла не прийти, услышав, что тебе плохо. Я понимаю, что никто... Но...

Речушка не то подбирала слова, не то в паузах задыхалась. Как же тесно в груди, а в горле дышал палящий зной. Тяжело говорить искренне - гораздо проще молчать. И раз уж трудность пришла на беду, то малышка не отступала. Она хотела быть сейчас рядом с Тростинкой и подарить ей поддержку.

- Он встанет на лапы, потому что у него есть ты. Он верит в тебя.

"Она мне не поверит. Возможно, сейчас, нет, вот-вот прогонит. Пусть. Я сама виновата", Речушка готовила себя к самому худшему и боялась ответной реакции.

- Прости меня. Я не сдержалась. Я не могла оставить тебя. И, знаешь? Я... Я с тобой. Пусть это глупо! Нелепо. Но это так! Там, на поляне... всё произошло достаточно быстро. И... И я просто...

"Я испугалась за тебя".

Отредактировано Речушка (28.11.2019 16:28:07)

[indent]Змейка насупился, но в то же время сильнее прижался к горячему боку Тростинки. Впрочем, не надеясь, но желая, что это поможет ученице. Она была крупнее, старше и опытнее него. Конечно, Змейка мог не знать того, что было уже известно юнице. И все же, возможно, и сам котенок знал что-то такое, что только предстояло узнать Тростинке.

[indent]— Вот! Ты сама говоришь, но не замечаешь. Ты улыбалась, пыталась быть все время веселой и храброй, но понимаешь, нельзя все время быть такой! Рано или поздно твой страх и твоя печаль выйдут наружу, но они будут сильны оттого, что ты их постоянно сдерживала, — в этот момент Змейка снова немного отстранился, чтобы посмотреть в светлые глаза ученицы. Они были более яркие, чем его собственные, словно два кусочка неба в Сезон Голых Деревьев. Да и шерстка у Тростинки блестела, как выпавший снег. Змейка бы сравнил ее внешние атрибуты именно так, если бы знал, что такое снег.

[indent]Котенок моргнул раз, моргнул два. Внимательно вгляделся в лицо ученицы. Весь его вид выдавал один-единственный вопрос: понимает?

[indent]— Понимаешь, Тростинка? Ты же, получается, пытаешься не быть собой, когда прячешь свои настоящие чувства за улыбкой. От этого только больнее. Ты спрашиваешь, кто поддержит? Ты, но поддержка — не значит, что ты должна все время смеяться. А если точнее, вы вместе. Возможно, что-то случилось с тем, кто дорог тебе, Ручей, твоим братьям и сестрам, но вы все еще есть друг у друга! Ты говоришь, что в любой момент может произойти что-то хорошее или плохое. Но так было всегда. И тут суть не в том, что хорошее, плохое, а в том, что это просто есть. Никакое. Ни хорошее, ни плохое, ни черное, ни белое, даже ни серое! Ситуации просто происходят. Иногда мы можем их предугадать, но это скорее исключения, чем правило.

[indent]Змейка сглотнул и облизнулся. После стольких слов у котенка заметно пересохло в горле. С удивлением светло-пятнистый заметил, что сказано еще далеко не все.

[indent]— Я просто хочу сказать, что ты не должна скрывать свою боль, свой страх, горе и страдания. Так ты просто оттянешь момент, когда оно разгорится ярким пламенем, но не избавишься от него.

[indent]Тут Тростинка шумно вздохнула и положила свою мягкую голову на его лапы. От неожиданности у котенка сперло дыхание и на какое-то мгновение он разучился дышать. Но прошло буквально три секунды, как Змейка вспомнил как это делается и вдохнул новую порцию воздуха.

[indent]— Столько больных теперь... справится ли Сивая одна? — сказала юница шепотом. — Так хочется ей помочь, тем более, там же Уклейка и Буран, но... не могу же я бросить Черепа и стать ученицей целительницы! Уффф...

[indent]Змейка смутился. Тростинка была права.

[indent]— Наверное, ей сейчас нелегко. Жаль, что я только котенок! Я бы смог помогать Сивой больше, чем сейчас. А пока я мало, что умею. Но я думаю, что не всегда обязательно становиться учеником целительницы, чтобы помогать ей. Не знаю остались ли еще лечебные травы в лесу или уже все увяли. А ты знаешь, Тростинка?

[indent]И едва последние слоги сорвались с губ Змейки, как в палатке оруженосцев внезапно стало очень людно. Сначала появилась знакомая мрачная, похожая на тучу, фигура Черепа, затем пришли Речушка и Лососик. Сжался пятнистый только после слов Речушки. В голубых глазах заплясали молнии. В голове крутилась мысль:

[indent]˝Я первый пришел утешать Тростинку!˝

[indent]Змейка уже придумал, как можно здорово сесть на уши Речушке, чтобы она поняла, как была неправа, что пришла сюда, но передумал, когда понял, что всеобщим любимцем племени был не только Буран. Тростинку тоже очень любят, и не один Змейка переживает за нее. И хоть пятнистый не передумал в будущем как-нибудь зло подшутить над Речушкой и Лососиком, сейчас он решил отложить свои замыслы на потом. Потершись о щеку Тростинки своей, он сказал:

[indent]— Если тебе будет нужна помощь, ты всегда можешь со мной поговорить. Благо детская маленькая и там сложно спрятаться, — и легкая улыбка на прощание, как всегда немного хулиганская.

[indent]
→ главная поляна, конец разрыва

Отредактировано Змеелап (11.12.2019 17:12:23)

| [Wir sind die Kinder dieser Stadt.
Und bis der Morgen erwacht
spürn wir den Herzschlag dieser Stadt ] |

Соседняя шерсть заметно напряглась, дыхание сделалось почти неслышным, и маленькое сердечко замерло в такт первым сигналам. Непонятное, размытое пятно, находившееся рядом с расстроенной ученицей (которая в мире фантазий котёнка выглядела уже совсем взрослой, храброй воительницей) вдруг замолчало. Молчание друга ввело в смущение Речушку. Тот будто оступился, как услышал её речь?
- Даже её друг! Он понимает! Наверное, я тронула и его своей речью. Мы все должны ей помочь. Мы соплеменники.
Только теплый бок Лососика успокаивал её. Она чувствовала его запах, энергетику, присутствие. Ему тоже небезразлична беда оруженосца. Разве можно оставлять соплеменника без поддержки? Только непонятно, почему затих её друг?
- Может быть, он, как и Лососик, хочет молча поддержать? Отдать ей воинский дух? Мы полны им! В единстве наша сила! Как одна большая семья, в которой все друг друга понимают. Вдруг, она захочет меня потренировать? Или научит сидеть в засаде? Обожаю прятаться и выжидать!
Постепенно, мысли переходили в отвлеченное русло, к играм и причудам. Речушка перестала трястись, уже не боялась и не волновалась. Всё куда-то исчезло вместе со словами. Казалось, всё, что она говорила, уже где-то слышала и по инерции воспроизвела в нужный момент.
- Так папа поддерживал маму. Она болеет. Но я не сдаюсь! Я верю в неё. И я очень хочу, чтобы мы все в друг друга верили.
Но разве мечты малышки сбудутся когда-нибудь? Её помыслы, речь, внутренний и внешний голос основан на вере. Она знает, что в трудный час именно она приходит на помощь, и Звездные предки всегда направляют её. Она отказывалась верить в обратное, хотя никто не доказывал ей иного. Натура мечтательницы могла пройти через бурю сомнений и желала, чтобы соплеменники улыбались, были счастливы и сильны.
Где сверкают огоньки, там поют чудеса.
- Они все с нами.
Вера в чудеса и добро помогают маленькой душе в нелегком, а порой опасном пути. Сколько бы ни было подлостей, ухабов, ям или бед, воитель не сдаётся. И мужественный образ, сотканный из ярких звезд и пламени, горел в её темноте. Он - её сердце. Он - то самое вдохновение, что не позволяет ей загрустить иной раз.
- У меня всё получится!
Когда Тростинка воспряла духом, котёнок не сдержала восторженного писка:
- Правда! А...
Оруженосец протараторила еще несколько слов, и в порыве такого стремительного развития событий она не поспевала ни за ней, ни за ходом её мыслей.
- Стой, подожди! Нас! Куда ты?
Неуклюже врезавшись в бок брата, котёнок поковыляла на выход.
- Лососик, скорее! Ты же не хочешь, чтобы другие оруженосцы заставили нас учиться?
Она пришла сюда поддержать, но никак не становиться раньше времени ученицей воителя или охотника. И если бы родители поделились с ней байкой о непослушных котятах, которые забредали в палатку оруженосцев и утрачивали возможность беззаботно играть на поляне, задирать других котят или откидывать фантазию, заменяя её какой-то белибердой (непонятной), то храбрая и отверженная мордаха никогда бы туда не сунулась. Но, что ж поделать, уже в раннем возрасте она не отказывала себе ни в чем. Семья переживала не самые лучшие времена, маме нужна была поддержка, и огромное сердце Речушки желало выйти за пределы и разлиться, как в половодье. И это было бы самое теплое, восторженное, полное счастья мгновение.
- Эй!
Шаги вдруг стихли, даже шорохов она не слышала.
- Как холодно! Лососик? Ты идёшь?
Она боялась, что и брат мог потеряться, поэтому подавала ему знаки. Две светлые точки нерасторопно, игриво прыгали по снегу. Намело-то! Хотя, казалось, они пробыли в палатке некоторое время. Речушка чувствовала себя храброй первооткрывательницей и героем: она не только пришла на выручку и успешно справилась со своей миссией, но и проложила путь, практически наугад. Она шла по следам, а теперь расчищала маленькой грудью массу ленивого снега. А он, как на зло, собирался в кучу и норовил своей ледяной, расфуфыренной, полной белых песчинок лапой залезть ей в нос.
- Апчхи! - пискнула она. - Противный. А ну! И... раз! Лососик, помогаешь? И два! И три!
Разгоняла она гадкую, белую массу.
- И три! И три! - кричала воинственная малышка.

--> главная поляна

Отредактировано Речушка (15.12.2019 05:39:35)

разрыв

Снег на солнце искрится, переливается яркими красками. Громушка жмурится от его света, но тропинка посреди сугробов ведет ее вперед.
Ведомая отпечатками лап на снегу, оставленными здесь до нее, она вдыхает морозный воздух и оглядывается по сторонам. Ветви кустарников за ночь стали белоснежными и тоже отблёскивают солнце — она то и дело задерживает на них взгляд, надеясь отпечатать в памяти этот чудесный образ.

Золотистые блики шерсти и знакомый до боли запах заставляют вновь взглянуть перед собой.
Река. Заледеневший поток. Словно пятно позолоты среди белой искрящейся пустоты — он, обернувшийся, видимо, услышав ее шаги. Глядя на его улыбку, кажется, что снег вокруг вот-вот начнет таять.
[indent] — Лосось… Доброе утро! — неожиданный прилив сил побуждает броситься к нему со всех лап.
Лапы предательски скользят. Неуклюже пошатнувшись, она чувствует, как теряет равновесие.

Искорки боли пронзают нос.


***

[indent] — Громушка? Ты ещё спишь?

Голос Осолапки прорезался сквозь дымку сна, возвращая в реальность. От неожиданного пробуждения Громушка дрогнула, а после, оглядевшись, облегченно выдохнула. Странные чувства волнения и боли все так же держались за нее цепкой хваткой из мира снов, но запахи утреннего лагеря возвращали дымчатую к чувствам.
[indent] — Скоро уже рассвет, я тебе принесла мышку на завтрак! — Осолапка, как и всегда, была впереди Реки всей. Глаза ее горели задорными зелеными огоньками, словно побуждая Громушку и саму поскорей подниматься со своей подстилки из мха.
[indent] — Ой, спасибо! — промурчала дымчатая. Голос ее все еще звучал сонно и растерянно, но теплая улыбка выражала искреннюю благодарность пятнистой подруге — живот, к тому же, уже начинал подсказывать, что пора бы подкрепиться.

Странный осадок от приснившегося все еще не давал покоя. "Как же хорошо, что Осолапка разбудила меня — иначе я бы точно со стыда к Звездным предкам отправилась... Ну почему же я даже во сне себе нос разбить умудряюсь?... Недотепа..."
Тряхнув головой, дымчатая вновь перевела взгляд на крапчатую ученицу.
[indent]— Все хорошо? — шепнула Громушка, не сводя взгляда тревожных золотистых глаз. Что-то, казалось, было не на своем месте — может, дымчатой всего лишь почудилось, но воспринять это ощущение она решила серьезно. — Ты сегодня рано...

Громушка с сочувствием взглянула на подругу и хотела было поподробнее расспросить о том самом сне, но Осолапка опередила ее.
[indent] — Ты мне лучше расскажи, как у тебя самой обстоят дела? Я тут видела, как ты с Лососем вдвоём удалились с главной поляны гулять за пределы нашего лагеря...

От хитрого взгляда подруги сердце на мгновение убежало в пятки. Это выражение Громушка уже ловила на себе недавно — ей вмиг вспомнился Крапинка, с хитрой улыбочкой узнававший, как же у нее дела — еще и прямо перед совместной тренировкой. Кажется, от этих двоих было невозможно что-либо утаить.

[indent] — Ну, я... — словно оправдываясь, начала дымчатая, — Мы просто столкнулись на главной поляне, и он позвал меня погулять...

От воспоминаний о прогулке по кувшинковой заводи Громушка вмиг просияла, не сдержав своей радости и смущения. Блики его золотистой шерсти посреди ночной темноты, радостный смех и милые разговоры об охоте на уток — все это было так просто и так дорого.
[indent] — Это было так мило... — только и проговорила она. Должно быть, этого и было вполне достаточно — любой, взглянувший сейчас на дымчатую, догадался бы, в чем дело.

Воспоминания о только что приснившемся сне вновь заставили Громушку содрогнуться, и на мгновение ей показалось, что она опять чувствует боль от ушибленного носа, ударившегося об лед. Волнение переполняет ее, заставляет почувствовать ком в горле и вмиг сменяет собой прежнюю мечтательность.

[indent] — Можно я тебе расскажу кое-что? — голос дымчатой прозвучал вкрадчиво и тихо, а золотые глаза, устремившись взглядом в зеленые глаза подруги, наполнились надеждой. Оглядевшись по сторонам, Громушка посмотрела на еще спящих, надеясь, что эти ее слова слышит лишь Осолапка, — Только это секрет!

<----- детская

Жабка шмыгнула следом за Дымком, стараясь подражать настоящим взрослым. Как они там делают? Главный идёт впереди, а остальные следом и внимательно смотрят по сторонам в поисках угрозы! Малышка, честно, старалась так сделать: по крайней мере первые несколько секунд точно.
Выбравшись из зарослей камыша, именуемых детской, они оказались на небольшой песчаной полянке. Жабка даже зажмурила глаза от внезапного яркого света. Она так привыкла к укромному местечку рядом с Осой: там всегда стоял приятный полумрак, а солнечные лучи изредка пробивались через ветви — ловя их, ракушки красиво переливались, создавая на земле волшебные узоры.
На поляне же было слишком ярко и шумно: журчание реки казалось гораздо громче, а пятнистые, полосатые и другие шкуры котов начали сливаться и плясать в глазах Жабки огромными разноцветными пятнами. Жмуря от подступивших слёз глазки, малышка начала спотыкаться и наваливаться то на Пушинку, то на Квакушку, то на впередистоящего Дымка, тем самым разрушая целостность их взрослого патруля.
Куда же пропал этот дух авантюризма?
Жабка чувствовала себя такой крошечной и маленькой, а поляна такой огромной и угрожающе шумной. Может быть она была ещё слишком мала?

— Я... я что-то вижу! Вон там! — пискнула дымчатая, пытаясь скрыть своё замешательство. Её пушистая шерстка, ещё не успевшая отойти от поединка, испуганно торчала в разные стороны. Кажется, она уже забыла, кто врушка, а кто трусишка, неосознанно вобрав оба эти прозвища в себя.
Жабка стрелой помчала в сторону лаза в тростнике, а её маленькие лапки то и дело проваливались в песок на поляне. Наконец она достигла лаза и кубарем вкатилась в чью-то палатку.

Отряхнувшись, Жабка огляделась по сторонам, обнадеженная, что брат и сестры последовали за ней. Она выдохнула, почувствовав облегчение. Теперь малышка стала с интересом разглядывать, куда же они проникли.
Здесь было множество подстилок: они казались ей не такими мягкими, как в детской — в яслях всё было устлано перышками. В этой же палатке, наверняка, находился кто-то посерьезнее.

— Мне показалось, что тут кто-то проходил, — деловито прокашлялась Жабка, возвращая своё самообладание. В этой палатке уже не было так шумно и ярко как на поляне, поэтому можно было вновь расслабиться. А вдруг сюда кто-то сейчас придёт и нас прогонит? Осознала малышка. А мы тогда спрячемся и напугаем его! — Как думаете, чьи эти подстилки? Малышка втянула носом воздух, но ничего не поняла: пахло соплеменниками, рекой и рыбой. — Может тут кто-то спрятал свой секрет? — на одном дыхании пролепетала Жабка. — Давайте его найдем! Наверняка тут есть тайный лаз, ведущий из лагеря. Может быть он под чьей-то подстилкой?

Отредактировано Жабка (06.11.2021 13:23:12)

Жабка с восхищением оглядывалась по сторонам, совсем привыкшая к более яркому свету, чем у них в детской.
— Это палатка взрослых, точно тебе говорю! — вставила Квакушка. — Гляди, какая большая! Детская и рядом не стояла.
Какая Квакушка умная! С гордостью подумала малышка, расправив плечи. И я молодец — нашла такое интересное место! Тут наверняка есть потайной секрет.
Жабка стала обходить каждую подстилку, а за ней последовала и Квакушка, когтем подцепив лежанку.
— Например… ракушку?
— Точно! — ахнула с восторгом Жабка и начала ворошить другую подстилку, стаскивая с неё мох и ветки. Здесь точно есть чей-то запрятанный тайник с ракушками и красивыми камушками! А то и вовсе тайный лаз, ведущий под землю или на территорию вражеского племени! Придя в азарт дымчатая кроха стала с особым рвением разрушать лежанку.

— Тайный лаз? — кажется, Квакушка ей не очень верила. — Прямо здесь? Да в него бы сразу же все провалились! — послышался громкий фырк.
— Да точно тебе говорю! — Жабка продолжала расправляться с подстилкой, не оборачиваясь назад. — Здесь же живут взрослые! Это в наших яслях только пёрышки да листочки, а здесь что-то очень серьёзное!
Жабка глубоко вдохнула носом воздух, в надежде обнаружить что-то таинственное под разрушенной лежанкой: но здесь пахло лишь холодной землей. Малышка огорченно поморщилось. Не повезло. Но тайный лаз он на то и тайный! Значит, он где-то точно есть — не под этой лежанкой, так под другой.

— Пффт, Дымок, ты это слышал? — хихикала Квакушка.
— Да, Дымок! Лучше подойти сюда и помоги нам! — уверено вставила Жабка.
Но ответа не последовало. Только сейчас малышка обернулась в сторону выхода из палатки. Дымка не было. Более того! Не было даже их Пушинки. У Жабки округлились глаза от страха. Караул! Мы растеряли наш патруль! Она помотала головой из стороны в сторону, надеясь увидеть пропавшего брата и сестру, но они словно под землю провалились! Под землю!

— ГДЕ ДЫМОК?! — взвизгнула Квакушка и начала заглядывать под все лежанки.
— И Пушинка! — испугано крякнула малышка, чувствуя, как вздрогнул её голосок. Она сделала несколько быстрых вдохов, пытаясь вернуть самообладание. — С-спокойно! Давай обыщем все подстилки.
Жабка утратила всякую осторожность и начала стаскивать мох и ветки, разбрасывая их по сторонам. Она то здесь, то там прикладывала ухо к земле и тщательно принюхивалась.
— Ау? Дымок, Пушинка! Это уже не смешно... Выходите!
Но в ответ ужасающая тишина. Слышалось только пыхтение Квакушки со стороны. Обшарив каждый уголок, Жабка оставила после себя полнейшую разруху в палатке. Но ни под одной веточкой, ни под одной тростиночкой не было ни Дымка, ни Пушинки.

— Ква-квакушка! — Жабка подпрыгнула к сестре и прижалась к её боку как к единственной родной кровинушке. Вот мы остались с тобой вдвоем! — Они просто над нами подшутили, точно! — попыталась с уверенностью произнести кроха и с натяжкой улыбнулась. — Сговорились и решили поиграть в прятки! — Жабка повернулась мордочкой в сторону выхода из палатки и громко мяукнула: — Ну вы держитесь! Сейчас мы вас найдем и отведём к маме! — угрожающе протянула малышка, совсем приободряясь. Мы же в лагере, точно? С ними ничего не могло произойти страшного. Сейчас они где-то спрятались вдвоём и смеются над нами, — она обижено пошевелила усами. И почему они только не предупредили, что будут играть? Жабка вновь повернулась к Квакушке, округлила глаза и продолжила: — Нам нужен план поисков! — и затем сразу же добавила чуть тише: — Только давай взрослых звать не будем. Они ругаться будут... Мы вдвоём быстрее их найдем и вернём обратно, пока никто ничего не понял!
Больше всего на свете сейчас Жабка боялась, что сестра в панике поднимет на уши весь лагерь. И мне влетит!