с гп
Громко, как выходило, топая лапами по целительской, Щукатая никак не могла сосредоточиться. Она немного переживала, что Тростинка где-то затерялась, но не сомневалась, что её-то найдут быстрее, чем её. В сестру Щукатая верила, но большими талантами её не наделяла. И всё-таки она уже только что поняла, что случается, когда кто-то пропадает надолго. И это всё ещё болело по всей груди и словно покалывало в голове. С подстилками как-то не клеилось: всё укатывалось из-под лап и валилось из пасти. Щукатая была слишком поглощена мыслями о выступлении Карпозуба, чтобы противиться своему наказанию, да и видела в этом неплохой повод подумать в тишине. Вот только как ей, уставшей и задумчивой, справится со всем этим по-хорошему, она не знала. Вывалившийся отовсюду мох и кривые подстилки только больше раздражали её и уже едва ли не двоились в глазах, и в какую-то секунду Щукатая не выдержала.

Накинувшись на одну из подстилок, как на опасного нарушителя или хищного зверя, Щукатая нещадно впилась в неё когтями и зубами и начала разрывать, раскидывать из стороны в сторону, вытряхивая из подстилки всё, что в ней было, словно потроша того, кто на ней спал. Мох летел в горло, летел в глаза, летел на пол... Пушинки разлетались по палатке, словно облака по небу, оседая то на ветвях утёсника, то на макушки ученицы. Но гибель подстилки никак не могла удовлетворить Щукатую, и она принялась терзать вторую, безжалостно разрывая её на ошмётки и откидывая их от себя подальше. В глазах уже начинало темнеть от усталости или, может, от горя, и Щукатая почти не заметила, как на них выступили тяжёлые капли слёз, пока они не покатились по её морде и не упали на землю разрушенной в пух и прах палатки.

Ненавижу! Но что Щукатая ненавидело именно, она не знала. Быть может, где-то в глубине души, только себя и то, что всё в жизни у неё идёт не так, как хотелось бы.

Пытаться признать это было трудно, и наверняка пройдёт ещё ни один десяток лун, прежде чем юная кошка сможет признаться хотя бы самой себе, что если она и боится чего-то до настоящего ужаса, если и остерегается чего-то больше всего на свете, то только неудач. Только осознания, что что-то у неё не получилось, хотя и могло. На всего шестой луне жизни всё её недолгое прошлое казалось ей огромным поражением, в результате которого она потеряла отца, её наставница, которой она и не была рада, - в целительской, новый наставник вьёт хвост вокруг лап матери, сестра скорбит, братья скорбят, а предводительница подвела Бурана. Наверняка у всего этого были правильные объяснения, наверняка какие-то важные, успокаивающие мысли помогли бы усмирить шторм в голове Щукатой, но она никак не могла к ним придти, а позволить кому-то залезть в свою душу никак не могла. Оставалось надеяться, что отец поможет ей встать на верную, по её мнению, тропинку.

Выплюнув из пасти маленькие ошмётки мха, которые не особо усугубили тот бардак, который в сердцах навела тут Щукатая, юная кошка принялась за увеличившуюся в несколько раз работу. Её ни сколько не волновало, сколько же уйдёт времени на то, чтобы вернуть всё хотя бы в былой вид. Если это затянется, у неё будет лишь дольше времени на то, чтобы всё обдумать перед тем, как вернуться на поляну и вернуться к жизни, которой так бодро живут все другие. Отец не позволил бы ей лежать возле его могилы и орошать свеже перекопанную, леденящую лапки и брюхо землю горькими слезами. Пускай эта работа будет как пощёчина ей. Щукатой сильно хотелось поговорить с Карпозубом, но, перетаскивая мох, она смекнула, что если будет ошиваться вокруг него сразу после этого скандала на поляне, у взрослых к ней будет потом слишком уж много нравоучений. Этим  нужно было заняться позже и только по важному поводу: к примеру, выждать, пока Жёлудь убежит в какой-то патруль и упросить Карпозуба, сверкая глазками, отработать с ней пару приёмов. Это даст ей много новых мыслей, к которым хотелось дорваться поскорее, но Щукатая понимала, что едва ли придёт к их формулировкам сама и уж точно не с подачи других взрослых. Но сперва... При мыслях о Созвездие зубы малышки чутка скрежетали. Домыслы о её правоте рассосались в скорбных и грустных чувствах, но Щукатая знала, что нужно делать, чтобы избежать проблем. Придётся извиниться перед предводительницей, и это давало шансы её растрогать: быть может, Созвездие после найдёт для неё пару душевных слов, которые поймут Щукатой лучше её понять? Любить-то её не обязательно, а вот понимать бы стоило. Спустя ощутимо много времени кошка расслышала подозрительную возню на поляне, и, бросив не совсем доделанную работу, отправилась на проверку.
на поляну

Отредактировано Щукатая (11.01.2020 01:35:18)

--- главная поляна

Прижимая хвостом целебные повязки из мха и трав, наложенные Сивой на его живот, Лебедь медленно завалился в палатку старейшин, невольно опираясь на плечо пришедшей на помощь Ласки. Несмотря на его размеры, маленькая королева смогла ловко и эффективно пристроиться к его боку и снимала часть нагрузки на прокушенную лапу. Кот не решался смотреть на кошку: он чувствовал себя словно котёнок, бессильно жмущийся к своей матери, и ему было от этого ужасно неловко. А еще ужасно стыдно: сам же обещал защищать её и быть рядом, а в итоге сейчас она помогает ему, раненому, и случись что, он окажется бесполезным, словно самый настоящий старейшина. Пусть он и сражался с Громом, которого уважал как друга и признавал очень сильным воином, но всё равно получил такие раны, из-за которых временно вышел из строя как минимум на несколько дней. В течение которых он будет маяться от безделья, страстно желая вернуться к заботе о племени, но мудрый разум будет твердить, что пренебрегать травмами не стоит: пользы будет немного, а вот вреда он себе может нанести прилично.

- Такой вот я непослушный, - тихо усмехнулся белый, помотав головой. - И защититься не смог толком, и других от ран не уберег.

Он хотел сказать ей так много, хотел рассказать о битве, выплеснуть все мысли и все чувства, что вызвало в нём прошедшее сражение... но не стал. Это заняло бы слишком много времени, слишком много драгоценных мгновений, что она сейчас с ним. Лебедь искренне боялся, что вот сейчас она устроит его тут и исчезнет, уйдёт в детскую наводить там порядок и помогать Уклейке заново знакомиться со своими котятами. Он боялся дышать, чтобы не спугнуть этот образ, это сладкое наваждение, лишь молча стоял, пока она собирала подстилку. И выдохнул только тогда, когда с удивлением и не верящим глазам счастьем отметил, что свитое ловкими лапками гнездо слишком велико даже для него одного. Послушно опустившись на приготовленный мох, разноглазый невольно заурчал, когда его милая Ласка устроилась рядом.

Заслуживаю ли я того, чтобы ты была сейчас здесь, мечта моя? Заслуживает ли такой кот, как я, дышать с тобой одним воздухом? Здесь так тихо и спокойно, словно и не было этой битвы, словно всё это был только морок, и сейчас я перевернулся на другой бок и вижу самый прекрасный сон в жизни. И мне чудится, будто я уже видел такой раньше. Такой же... тёплый...

- Не помню, говорил ли я тебе это, милая Ласка, но я ужасный эгоист, - мяукнул кот, вытянув шею и чуть зарывшись носом в шерстку за её ушком. - И ради того, чтобы вот так вот побыть с тобой, я готов не спать всю ночь напролёт!

Жаль только, что это вряд ли возможно. Лебедь чувствовал предательскую усталость, медленно разливающуюся по телу. Вот всегда так: только у него появляется шанс побыть наедине с его мечтой, только он получает разрешение на толику счастья, как что-то вечно мешается. Обычно это его глупые мысли, чуть реже - обстоятельства. Её тепло усыпляло, но приятно, так хорошо, что он готов был так и уснуть, растворившись в её дыхании, в её нежной шерстке, в трепетной, полной жизни фигурке. Готов был... но не мог. Слишком долго он был рядом с ней, чтобы не заметить, что королева чем-то обеспокоена. Любой неровный вдох, лишний удар сердца, выводящий Ласку из равновесия, расценивался Лебедем как заклятый враг, и он готов был сделать всё, чтобы вернуть в её мир спокойствие. Даже не спать всю ночь, чтобы оберегать её сладкий сон.

Только вот сейчас всё было немножко сложнее...

- Душа моя, - прошептал разноглазый, прижав подбородок к её макушке. - Ты - самое прекрасное создание, что живёт в этом лесу. Самое чистое, самое светлое, самое доброе. Ты любишь всех котов, потому что видишь в каждом из них что-то хорошее.

За это ведь я и полюбил тебя когда-то...

- И потому, милая моя Ласка, тебе чуждо притворство, - Лебедь наклонился и нежно заглянул в её глаза. - Ты любишь его. Любишь за то, что между вами было столько лун. За прекрасных котят, что он подарил тебе. Ты всегда будешь любить его хотя бы за ваше общее прошлое. Возможно, он просто... перестал быть для тебя особенным. Ведь прошлое, пусть оно и осталось в сердце, уже теперь в прошлом. А ты здесь и сейчас, и перед тобой только одна дорога: вперед, в будущее. И с кем ты видишь это своё будущее... это только твоё решение. Решение, которое я всегда поддержу. Просто помни об этом, хорошо?

Чуть повернувшись, сдержав при этом тихое шипение, кот уткнулся носом в шею кошки и начал медленно водить языком по её шерсти. Сказал он слишком много? Пожалуй. Слишком мало? И это тоже. Достаточно? Кто знает...

Он чувствовал её напряжение. Великие предки, как он хотел бы помочь ей, как хотел бы сделать хоть что-то, чтобы она успокоилась. Чтобы больше никогда-никогда не пришлось ей волноваться, грустить, переживать, чтобы она забыла о всех плохих эмоциях и жила так, как и должна, как того заслуживает - в спокойствии, уверенности и довольстве (насколько это только позволительно для лесного воителя), отдавая себя подрастающему поколению Речного племени. Он готов был сложить к её лапам весь лес, стоит ей только захотеть подобного, готов был броситься в реку, в огонь, в гнездо Двуногих, да вообще куда угодно, достать что только пожелает её сиюминутный каприз. Лишь бы она не лежала вот так рядом, делясь тяжестями на сердце, точнее, лишь бы их не было в её душе вовсе. Всё-таки Яблочко гораздо лучше умеет успокаивать и говорить дельные мысли, а он лишь высказывает то, что прячется в его душе. И прячется там далеко не всегда то, что могло бы её успокоить. Видимо, как и сейчас - она всё еще подрагивала, голос её был немного неровный, дыхание - сбивчивым.

- Я готов принять на свои плечи любую ответственность, если ты решишь поделиться ею со мной, - прошептал Лебедь, прикрыв глаза. - Что бы ни случилось, я буду рядом. Помнишь, я же обещал?

Внезапно тело королевы сотрясла дрожь, и кот едва ли не физически ощутил её душевные мучения. Она вскочила, резко, ломанно, как он на главной поляне, только чуть более твёрдо, чтобы не упасть также глупо. Воитель почувствовал, как у него перехватило дыхание - он вроде бы не слышал никаких звуков, которые могли бы как-либо спровоцировать кошку, никакого постороннего и невозможного в лагере шума, кроме привычного мяуканья снаружи, да ровного посапывания Моросинки. Глядя на то, как Ласка протискивается сквозь стену палатки, разноглазый было испугался, что она приняла какое-то решение и теперь спешила следом за Плющевиком, на границу, но... для этого же можно было как минимум воспользоваться обычным выходом, правда? Кот хотел было подняться, последовать за ней, внутренности мучительно сдавило от тревоги, волнения, страха. Оттолкнувшись от мха, он попытался встать, но тут же с шипением повалился на бок, хвостом пытаясь собрать отставшие от шерсти части лечебной припарки. Упало несколько капель крови, но он готов был выжать всего себя до капли, лишь бы узнать, что происходит. Ощущение бесполезности и беспомощности захлестнуло с головой, он откинулся на мхе, расшвыривая подстилку мельтешащим хвостом.

Великие предки... Я отдам вам всё и заплачу любую цену, только пусть с ней всё будет хорошо!

Ожидание оказалось томительным. Долгим. Тягостным. Казалось, вся прошедшая битва не стоило и толики тех чувств, что бушевали в груди белого. Ему хотелось кричать и звать её, но он боялся разбудить мать. Он не знал, вернётся ли она и куда направилась, хотя её запах еще витал в воздухе, раздразнивая сердечную дыру, наполняя её мнимым спокойствием и смыслом. Он должен был быть там, с ней! Где бы она ни была, он истово, просто жизненной необходимостью хотел оказаться рядом с ней, Он вдруг осознал это так же просто и ясно, как уже давно стоило бы. Что ему недостаточно просто знать, где находится Ласка. Ему хотелось быть рядом с ней.

        лежать
                                         стоять
                                                                    сидеть
                                                                                                есть
                                                                                                                             пить
                                                                                                                                                     спать

дышать

жить

Когда она столь же внезапно вернулась, Лебедю показалось, что посреди ночи вдруг вышло солнце. Молчаливое, задумчивое, но спокойное, теплое... светящееся изнутри? Наверное, последнее ему только показалось, но во всём остальном он был уверен. Кошка пыталась заделать дыру, которую проделала в спешке, и он, не в силах помочь, хотя бы не мешал. Не спрашивал. Между ними повисло молчание, и воитель, затаив дыхание, ждал, когда Ласка заговорит или же даст знак, что хочет услышать его. В груди слегка кололо: даже вытаскивая на себе Созвездие из ледяной реки, он не ощущал такого напряжения в лёгких. Хотел вздохнуть, но не мог. Боялся снова сказать что-то не так. Боялся повредить. А затем...

Его имя. Что она хочет сказать?

...

— Я жду котят.

...

- Это же чудесно! - прошептал Лебедь, глотая частями воздух, словно пригоршни снега. - Я обязательно поздравлю Плющевика, когда он вернётся.

Отредактировано Лебедь (01.02.2020 19:18:56)

Мерзкий, гадкий, противный Лебедь.

Кот лежал на месте, не в силах пошевелиться. Он же ведь... любит её, правда? Столько лун любит. Жить не может без того, чтобы хотя бы раз ни увидеть её в лагере, пусть даже мельком. Почти пятьдесят полных лун она для него дороже всего на свете, а её счастье превыше всех благ и всех сокровищ, лесных, речных и горных. Так почему? Почему он не может сейчас поздравить её? Почему не может сказать ни слова, почему в голове ни единой мысли, а любое подступающее к горлу слово вызывает лишь тошноту? У Ласки снова будут котята. Котята, которых она так любит, которые для неё - высшее благо, самое дорогое на свете. Ему ли не знать, как она любит их, как она ждала, надеялась, мечтала о своих, пока их долгий и трудный путь с Плющевиком не увенчался столь долгожданным успехом? Он должен быть рад, что она счастлива. Но почему-то не может подобрать ни единого слова, чтобы выразить королеве своё счастье за её счастье.

Может, потому что они оба сейчас несчастны?

С ней что-то не так. Лебедь чуть нахмурился. Не такой должна быть его Ласка, сообщающая такие новости. Не такой грустной, растерянной, дерганной. От неё веяло какой-то неопределенностью, и кот сразу почуял, что что-то не так. Поэтому она начала с ним разговор о Плющевике? Поэтому сказала, что не хочет... притворяться? Неужели он против её воли... Нет, этого белый ни за что не допускал. Его брат не такой, он не стал бы. Ни за что. Даже если у них и возник разлад, даже ели они не смогли залечить раны своего временного расставания. Но тогда... как? Почему? Зачем?...

— Не Плющевик отец этих котят.

Разноглазый почувствовал, как из-под лап уходит земля, и порадовался, что итак лежит на подстилке. Она стояла теперь рядом с ним, снова, так близко, так тепло, так мягко и нежно... совсем как... Внезапное осознание, острое, яркое, словно свет показавшегося из-за туч солнца, ослепило Лебедя, и воспоминания, что казались ему утерянными навсегда, хлынули потоком, унося его с собой бурной рекой. Тот вечер. Та единственная ночь. Ночь, когда он наконец-то признался ей в любви. Он помнил это довольно отчётливо, но теперь, словно наяву, видел и её, слышал слова, которые она говорила ему в ответ. Ощущал её запах, тихий шепот, мягкость шерсти, тепло тела. Это было их счастье. Маленькое счастье только на двоих. Одна единственная ночь с Лебедем. Столько лун попыток с Плющевиком. Неудивительно, что он даже и не подумал об этом, ни тогда, ни сейчас. Это не может быть правдой. Не может же?

Ведь не всем же дано долго и счастливо!

— Они твои.

- Мои... - тупо повторил кот, глядя Ласке прямо в глаза.

Лебедь попытался подняться. В третий, третий раз за этот вечер попытался подняться на своей подстилке и впервые обрадовался, что почувствовал боль. Значит, это не сон. Не сон, не кошмар, не грёзы. Всё правда. Сейчас рядом с ним, под его боком лежит кошка, его долгожданная, казавшаяся вечно недостижимой мечтой, его прекрасная королева, и под её сердцем - его котята. Нет - их котята. Что это? Случайность? Забавная шутка предков? Превратность судьбы? Предназначение?

Любовь

- Ласка... - он пару раз вздохнул, чувствуя, как её запах наполняет его лёгкие. - Милая... мечта моя... жизнь моя... любовь моя... Ты воистину прекраснейшая кошка во всём лесу! И ты сейчас сделала меня самым счастливым котом. Я... я и представить не мог... прости...

Кот вытянул лапу и мягко прижал подругу к своему боку. Обвил её своим пушистым хвостом, наполовину укрыв от мира. Коснулся носом шеи. Опустил голову к животу, всё еще не веря своему счастью, и мягко провёл языком по шерсти, словно... здороваясь? И лишь ощутив тепло, осознал, ЧТО теперь им предстоит. В глазах всего племени Ласка - подруга Плющевика, мать его котят. Для них всё произошедшее будет считаться неверностью. Он не может позволить, чтобы о его дорогой королеве пошли сплетни.

- Ты не при чём, дорогая моя, - прошептал кот уже более ровно, твёрдо и спокойно. - Если уж кого и винить, то меня. И я принимаю свою вину и беру за неё всю ответственность. Слышишь меня? Я люблю тебя, Ласка. Всегда любил, люблю и буду любить. Тебя и наших котят. Ты сделала меня самым счастливым котом на свете, и я обещаю сделать всё возможное, чтобы и ты не знала печали и грусти. Я с гордостью назову этих котят своими перед всем племенем. Я поговорю с Плющевиком. Только скажи мне снова то, что сказала тогда. Скажи: ты любишь меня?

Отредактировано Лебедь (02.02.2020 20:50:34)

Заметив улыбку, наконец-то озарившую обеспокоенную и взволнованную мордочку королевы, Лебедь почувствовал, как по его телу начало разливаться тепло и приятная, сладкая истома. Её прикосновения, такие нежные и мягкие, заботливо-осторожные, заставляли душу трепетать и петь, хотелось обнять её еще крепче и не отпускать, никогда больше не отпускать. Тёплый черный носик зарылся в шерсть на его шее, и воитель тихо заурчал в ответ, когда где-то внутри, под густой шерстью и толстой шкурой, в клетке ребёр стали медленно, но верно собираться воедино осколки его некогда разбитого сердца. Прежде их вместе держала лишь отчаянная решимость, не дающая распасться любви и разлететься чувствам, и он уже не надеялся собрать их вновь. Но в этом и была сила его прекрасной мечты, его Ласки. Одного её взгляда, одной улыбки было достаточно, чтобы возродить в нём жизнь, затянуть любые раны, придать столько сил, что позавидовали бы даже предводитель с их девятью жизнями. Её любовь стала бы ему десятой, самой важной и ценной. Сейчас же как минимум была второй.

- Не стоит беспокоиться вопросами, на которые все равно не получишь ответа, милая моя, - прошептал кот в макушку Ласки. - Сомневаюсь, что даже предки знают, что было бы, случись всё иначе, а если и знают, то всё равно не расскажут. Я был молод. Был глуп и слеп, и за своим долгом старшего сына своих родителей не видел ничего вокруг. Выбери ты меня тогда, возможно, я в своей ограниченности не смог бы любить тебя так, как сейчас. Я пронёс эти чувства для тебя через луны и сейчас безмерно счастлив возложить их к твоим прекрасным лапкам.

Лебедь улыбнулся и мягким, широким жестом лизнул подругу в ухо. Ему так много всего хотелось сказать... так много сделать... Её присутствие рядом окрыляло, кружило голову, возносило до самых облаков. Никогда раньше кот не думал, что можно быть настолько счастливым, что не хватит ни слов, ни жестов, чтобы это хоть как-то описать. Никогда он не думал, что сможет вот так быть рядом со своей драгоценной мечтой, слышать от неё такие слова и понимать, что она произносит их от чистого сердца. Никогда не представлял даже, что сможет завести настоящую семью помимо Моросинки и Яблочко. И сейчас, лёжа в палатке старейшин, он чувствовал себя таким молодым и полным сил, словно разом сбросил все свои луны и вернулся молодым воителем. Друг самой прекрасной кошки в племени... Отец её котят. Их котят!

Котята... Великие предки, чем я заслужил столько счастья в один день? - подумал белый, мерно урча и невольно виляя хвостом, не зная, куда его деть. - Неужели это правда? Хотя кошки ведь не ошибаются в этом... Котята!

- Яблочко не поверит... - сонно прошептал он, не в силах сдерживать мысли в тишине своей головы. - Такое счастье... Котята... малыши... Любимая, мне даже воздуха не хватает... Какой же я, наверное, сейчас смешной... Такой мышеголовый... Ты... останешься со мной на эту ночь? Моросинка всё равно... спит до полудня.

Он широко зевнул, чувствуя, как усталость начинает одолевать его, вынуждая опустить голову на лапки Ласки. Неужели он теперь сможет каждую ночь чувствовать этот запах? Хотя, наверное, не каждую - вряд ли Уклейке понравится, что в детской поселится такой огромный кот! На миг ему стало немного грустно, что кошка выбрала жизнь королевы, но он тут же забыл об этом. Главное - что они теперь вместе. Почти.

- А утром я поговорю с Плющевиком, обещаю.

---- утром ----

Лебедь проснулся на удивление рано. По крайней мере, внутреннее чутье подсказывало, что день еще только занимается, а солнце медленно выкатывается на небо. Промаргиваясь, воитель ощутил небольшую тяжесть в затёкших лапах. Осмотрелся. Вспомнил. Нет, не забывал - как можно было? Накануне они так и уснули рядышком и сейчас Ласка мерно посапывала у его бока. Сердце, снова целое и полное счастья, забилось сильнее, когда белый мягко прошёлся взглядом по пушистому трёхцветному клубку, особо отметив пока еще ни на что не намекающий, но уже хранивший их маленький секрет живот королевы. Ему очень захотелось прислушаться пушистым ухом и попытаться разобрать хоть мало-мальски мягкое шевеление их с Лаской малышей, но он побоялся неосторожно разбудить королеву и потому не стал.

Будет еще время. Он об этом позаботится.

- Спи крепко, милая моя Ласка, - улыбнулся воитель, осторожно поднимаясь на лапы. - Я люблю тебя.

--- главная поляна

---начало игры---

Косуля, ещё совсем недавно сидевшая на краю поляны и евшая маленькую костлявую рыбку, теперь уже следовала в палатку старейшин вслед за своей младшей подругой, получившей страшнейшее наказание — чистить подстилки старейшин. Воительнице, к счастью, за все свои двенадцать лун, ещё ни разу не пришлось вычищать за кем-то мох. Неудивительно, ведь она была той ещё тихоней, за что её наказывать? Ну, не считая того случая, когда она на спор подкинула тухлую рыбу в палатку целителя. Ох крику-то было, долго пытались разобраться кто это сделал, но вот на Косулю они точно не думали. Это и помогло ей легко уйти от наказания, а также впервые в жизни почувствовать тот приятный адреналин и драйв. Такой приступ ностальгии заставляет её улыбнуться и поднять голову, следуя за Осолапкой. Помогать ей она, конечно же, не собиралась.

Ловким прыжком она оказалась прямо в зарослях тростника. Внутри, кроме той самой подруги, никого не оказалось, лишь ветерок время от времени поднимался и приятно бил в морду, напоминая жителям леса о наступающем сезоне Юных Листьев. "А ведь и Зелёные Деревья не за горам. Эх, тепло-то как будет" — Косуля мечтательно прикрыла глаза и, подняв голову вверх, втянула носиком поток ветра. Пахло свежестью, лёгкой влагой, идущей, видимо, от реки. В этом запахе также витал приятный, родной запах Речного племени, вечно висящий в лагере. Какой чудесный день, чтобы провести его вычищая подстилки стариков от грязи.

— Наказали тебя, мелкая? —  в голосе Косули слышатся четкие нотки ехидности, который уже, наверное, ассоциируются с ней. В его словах была лишь легкая, добрая, дружеская насмешка, не несущая в себе издевательства или злобы. Изящная кошка прошла чуть вперёд и погладила спинку подруги хвостом, а затем развернулась и заглянула ей в глаза, после чего спокойно и плавно отвела взгляд. — Не завидую тебе. Солнышко светит, ветерок, деревья зеленеют, а ты тут тухнешь как рыба на берегу. Ну, ты не переживай. Я буду наслаждаться этим всем сразу за двоих!

Косуля внимательно наблюдала за тем, как её младшая подруга выполняла грязную работу. И это, на удивление, вызывало у неё довольно приятные эмоции. Ощущение себя чем-то большим, что-то вроде того. Осолапка для племени всего лишь кошечка на побегушках, в то время как Косуля стала полноценным воином, важной ячейкой племени. Больше ей не нужно учиться чем-то и выслушивать критику от наставника, более того, теперь она сама могла раздавать указания. Эх, не будь Осолапка её подругой, она бы точно оторвалась. "Здесь блошку вытащить забыла... А тут мох несвежий!" — ехидничала кошка про себя, но вслух ничего не говорила, лишь одобрительно кивала, словно кузнец, наблюдающий за работой подмастерья.

— Наказали, да за дело. Я, наверное, поступила очень и очень глупо, хотя, вроде бы как, хотела наоборот сделать лучше...

— Успеешь ещё рассказать. — конечно, Косуле больше всех была интересна любая информация о соплеменниках, а тем более о её знакомых. С Осолапкой они знакомы достаточно давно и, раз они ещё общаются, что-то в этом оруженосце привлекло и зацепило Косулю. А значит, ей невероятно интересно узнать о её похождениях, взлётах и падениях. Поэтому, весело улыбнувшись, она дополнила свою фразу. — Но сильно не затягивай, интересно же.

— Погода же и правда прекрасная! Не хочешь прогуляться со мной в берёзовый перелесок, заодно поможешь мне набрать побольше мха для новых подстилок?

— Только за. Но особо большой помощи не обещаю. — кошечка любила подразнить подругу время от времени, поэтому решила и сейчас немного над ней пошутить. Косуля делает максимально страдальческий взгляд и трагично поднимает лапу вверх, показывая её Осолапке. А на лапке виднелась совсем маленькая, почти незаметная красная ранка. Видимо, об колючку цапнулась немного. — Боюсь, я сильно ранена и мне нельзя таскать такие тяжести. — затем она трагично, как в театре, наклоняется назад и чуть ли не падает на спину. Наверное, со стороны это выглядело как настоящая сценическая драма, уж слишком плохо хорошо у Косули получалось строить из себя раненую.

Закончив с драмой, она зевает и ловким прыжком оказывается у выхода из палатки, а вскоре она и вовсе целиком скрывается, отправляясь, сначала, на главную поляну, а затем и к берёзовому перелеску. Но шла она довольно медленно. Так, чтобы подруга легко догнала её в шла рядом.

---> БЕРЁЗОВЫЙ ПЕРЕЛЕСОК

Разрыв

Отец сказал, что его помощь еще потребуется в рядах оруженосцев, а что делают оруженосцы? Всякую мелкую работу по типу создания подстилок, разноса еды, вычищения шерсти у старейшин и так далее, и тому подобное. Вторым пунктом из этого списка Торнадо и решил заняться, мысленно отметил, что следом обязательно заглянет в детскую к матери, а пока притащил сразу как можно больше сюда, где уже и поделил между стариками двух племен принесенную дичь.
Происходящее на поляне, несомненно, тревожило пестрого кота, даже если то не касалось его племени лично: никто не должен был позволять себе подобный произвол. Торнадо вспоминал, как совсем не так давно точно так же в их лагерь принесли тело Жары. Убийца так и не был наказан и это знание (или незнание) неприятно скреблось под шерстью оруженосца, и сейчас заставляло трещать костер негодования ярче. Ему хотелось, чтобы суд свершился скорее, но без присутствия лидеров то было невозможно.
С делом было покончено, Торнадо уже двинулся прочь, чтобы выбраться на свободу, когда вдруг столкнулся с котиком, что шел в обратную от него сторону. На мгновение пестрый опешил, не узнав своего брата, но после улыбнулся широко, вскинув брови:
— О, Ветерочек? — пестрый обернулся, чтобы и самому заглянуть к себе за плечо и убедиться, что старейшины не спали, — Да обсуждают, кто следующий залетит в детскую, ну и, конечно, убийство. Неужели хочешь побеседовать с ними?
Смешок сорвался с губ ученика, озорно он прищурился, пусть взгляд его был омрачен при упоминании последних новостей. Он вновь посмотрел на брата, внимательно пробежался взором по его шерстке. Кажется, слишком давно пестрый не наведывался к матери, заносившись среди дел.
— А ты, я погляжу, совсем вырос! Признавайся, сколько рыбы ты съел?

Досталось ли то им от предводителя отца, либо же от бойкой матери, но, несомненно, вглядываясь в черты юнца и вслушиваясь ненароком в детали его слов, Торнадо мог подметить и нечто свое, близкое ему. Так, ответив положительно и даже как-то несерьезно, в своем роде шутливо на первые два вопроса, пестрый вмиг собрался и нахмурился, когда речь зашла о третьем. Даже будучи котенком, юный Ветерочек как будто читал мысли своего старшего брата, и оруженосец слабо вздохнул, бросая взгляд назад, за плечо, в сторону старейшин. Признаться, он вполуха слушал их, найдя рассуждения отбывших срок воителей в своем роде скучными, но что-то подчерпнуть он сумел.
— Ручей Звёзд и наш отец отправились к Лунному Камню, — протянул ученик, — И нужно дождаться их, чтобы они уже вынесли решение по этому вопросу.
Было заметно, что Торнадо и самому не нравилось такое промедление. Пока лидеры племен ожидали получить ответа предков, убийца спокойно ошивался в их сейчас общем лагере, ел их еду, а, может, и даже разведывал слабые места! Кто знает, может, то изначально было планом Грозового племени? Пестрому точно не нравилось такое промедление. Он выдохнул, не желая думать о дурном, но мяукнул:
— Уверен, когда предводители вернутся, они сдерут с него шкуру. А если не они, то я, — усмешка скользнула по губам ученика, он подмигнул Ветерочку, хотя, наверное, стремился умерить пыл более не того, а свой. Вряд ли котенок мог бы навредить нарушителю (Хотя, если посудить, а мог ли оруженосец? Но Торнадо был крайне самоуверен.)
Рассказы о будничном побудили в ученике более мирные настроение, мысленно он даже припрятал когти, с усмешкой поймав вопрос и ответив на него без всякой задней мысли: "А что, не узнал старшего брата?"
Кот даже не заметил, как вдруг замолчал малой, и, вместо того, притихнув тоже, задумался на мгновения о невеселом, что и повлекло неожиданное уточнение:
— И кроликов совсем еще не пробовал?
Наверное, Ветерочек даже и не мог понять, как много значил этот маленький вопрос, который прозвучал совсем спокойно, но отозвался неприятной тоской.