Лес погрузился в полумрак за считанные минуты. Веселое солнце, которое радовало племенных на протяжении всего дня, потускнело и сжалось, робко спрятавшись за стволами сосен. Ветер свистел в кронах, и поднимал с земли полчища снежинок, которые казались оранжевыми, как искры пламени, в прощальных лучах солнца. Эти снежинки лезли в глаза, путались в шерсти, а иногда стаями залетали в палатки. Лагерная поляна постепенно пустела, покинутая дрожащими от холода обитателями - никто не хотел оставаться на улице в такой холод дольше положенного срока.
     Паслён не был исключением, и тоже не хотел морозить нос на улице. Однако он, в отличие от остальных, искренне наслаждался погодой. Он клал подбородок на мягкие пальцы, расслабленно прикрывал глаза и смотрел через щелку в стене на красное солнце, медленно уходящее за горизонт. Он поминутно вздыхал, закатывал глаза, теребил лапами прохудившуюся, неприятно пахнущую подстилку, вздыхал, снова смотрел по сторонам, но все равно не двигался с места. Ему было неудобно лежать в таком положении, низко-низко нагнувшись над щелью, но он упрямо тепел покалывание в онемевших лапах и продолжал лежать. Сейчас, как и каждый вечер на протяжении уже двадцати лун, он не хотел отвлекаться от своего занятия. Он не хотел упускать эту особую, даже таинственную атмосферу и лишаться такого хорошего толчка к самопознанию.
     Признаться, каждый раз после этой “вечерней медитации” он погружался в раздумья о том, что молодые коты совсем потеряли стремление к прекрасному и что он, Паслён, познавший столь многое, не может им помочь.
     Он очнулся только через полтора часа. Вопреки обыкновению, Паслён совсем не чувствовал приятного удовлетворения от прошедшей сессии и не замечал легкости в мыслях. Наоборот, он чувствовал… огромную тяжесть, сковывающую и душащую. Причем не только в мыслях, но и во всем теле. 
     Он будто оказался под мешком картошки - из легких выбили воздух и ему было больно шевелиться. Когда он приподнял голову, чтобы ослабить давление на подбородок, ему в затылок ударила такая боль, что он невольно захрипел и зажмурился. В ушах появился звон, а сердце забилось часто-часто, как у маленькой испуганной мыши. Кот попытался приподняться, ведь подумал, что просто отлежал себе что-то, но, оказавшись на лапах, тут же осел на землю от жуткого головокружения и тошноты. Перед глазами запорхали красные мушки, и он беспомощно прикрыл их веками.
     “Ох, приступ. Какая предсказуемая кара для меня, ленивого Паслёна”, - флегматично укорил себя старейшина, раскачиваясь из стороны в стороны и пытаясь не выплюнуть содержимое своего желудка.
     Потом он перевел взгляд в сторону, посмотрел на выход из палатки и позвал того кота, который точно знал, что нужно делать:
     - И-и-и-ив!
     Он не сдвинулся с места, так и оставшись лежать у вхожа в палатку.
    - Ива, тебе бы подойти... - повторил он свою просьбу чуть громче и вопрошающе посмотрел в сторону палатки целительницы.

Отредактировано Паслён (11.01.2020 20:54:15)

из целительской
Сухие травы быстро оказались на своём новом законном месте, и Орлуша, охваченная лёгким волнением, отправилась к куче с дичью. Её смутило бы, если бы там не оказалось мышки, и пришлось бы просить кого-нибудь из воителей отправиться за ней, причём срочно и не просто так, а по указу Ивы! В котором она играла роль непосредственного гонца. Но нет, больше Орлушу волновало то, что на поляне она могла попасться на глаза матери или отцу, и те бы успели сгрести её в охапку и утащить обратно в детскую, дожидаться посвящение под неусыпным контролем и под скучные игрища. Нет уж, раз уж жизнь Орлуши в один день смогла стать такой интересной, юная кошка была твёрдо намерена избежать возвращения в привычную обитель. Так и случилось: в куче с добычью нашлась мышка, и Орлуша не без хорошо заметной ещё издали гордости прошагала через всю поляну к палатке старейшин, пару раз обернувшись, не засмотрелся ли кто на неё. Наверняка, кто её приметил, был крайне удивлён такой занятостью котёнка, и Орлуше от этого было только приятно. Впрочем, как собрание завершилось, поляна заметно проредела, и поход Орлуши остался не слишком замечен.

Войдя в палатку, Орлуша застала Иву за активным разговором с Паслёном. Старейшине она учтиво кивнула и, неся с собой мышку, подошла по ближе к Иве, где и скинула её к лапам целительницы. Прислушавшись, Орлуша заметила, что не совсем Ива с Паслёном болтали, а уж скорее Ива ему что-то старательно и долго рассказывала. Всё расслышать Орлуша никак не могла успеть, но приметила последние обрывки фраз, которые не могли её не увлечь:

- А что будет, если попасть желчью в глаз? - украдкой поинтересовалась Орлуша. Вряд ли для улучшения зрения.

В принципе, Орлуша могла уразуметь, что раз то была угроза, то едва ли это было бы приятно. Но как именно - это было довольно интересное. Орлуша могла представить, как всеми этими мышами и растениями можно было вылечить больных и раненых, но отчего-то о том, что ими можно и навредить, она пока ещё не задумывалась. Сейчас же её охватил неподдельный интерес, и Орлуша, вся во внимании, перевела взгляд к Паслёну. Всматриваясь в его чуть подкошенную лунами морду и большие зелёные глаза полосатая попыталась представить, что же получится-то  в итоге с этой желчью, и надеялась, что Ива не откажется ей раскрыть такую интригу.

[indent]Монотонность ожидания не могло скрасить наблюдение за теряющим яркость пейзажем. Несчастный старейшина, что лежал около входа в палатку, словно потерял к созидательству всякий интерес. Смотря в пустоту, позволив глазах совсем расфокусироваться и заплыть мутными пятнами, он лишь чутко прислушивался, ожидая, когда Ивушка откликнется на его зов. Его порванные уши были единственным, что проявляло в нем живой интерес к происходящему - во всем остальном он был абсолютно равнодушен.
[indent]Вдруг на крышу палатки упала сосновая веточка, принесенная ветром, а Паслёну показалось, что это не веточка вовсе, а долгожданные шаги серебристой целительницы. Он слегка встряхнул головой, приводя зрение в порядок, и приоткрыл пасть, чтобы поздороваться с милочкой, но…. ох, конечно. Никто не бежал к нему сквозь сугробы. На секунду его брови печально собрались на переносице, и старейшина хотел было прохрипеть: “Ива, маленькая ты бабайка, непослушная какая! Зовут тебя да зовут, а ты не слышишь”, но сразу же передумал. И промолчал. И лишь сказал про себя: “Ответственная девочка растет у нашего племени. Как трудолюбивая белочка, свила себе гнездышко в целительской палатке и заткнула уши делами, занимается ими и занимается с утра до глубокой ночи. Умница-разумница наша Ивушка, и ведет себя правильно - нечего ей бросать дела и отвлекаться на меня, старого…”
[indent]На лице его, дряблом и опухшем, появилось родное, привычное для всех выражение отрешенности и глуповатого, будто немного удивленного ступора. Он расслабил плечи, прикрыл ресницами опухшие глаза и надул щеки, тяжело вздыхая. Во рту у него пересохло, и по всему телу постоянно разливалась какая-то ленивая, томная слабость, от которой каждую минуту хотелось зевать и тянуться, и он невольно подумал: “А, наверное, и не услышала меня наша масенька. Наивный я, глупый Паслён, раз надеюсь на вечную готовность каждого кота моментально мне на помощь - и у них свои дела какие-то есть. А я все думаю про себя, что мне достаточно лишь спросить, как побросают они свои дела и прибегут ко мне. Что случилось, бедненький? - скажут они, Зачем ты звал нас? - спросят они. А пора бы мне уже понять, что общество сейчас не такое, каким было во времена твоей буйной и цветущей молодости, потому что воины и оруженосцы изменились, как изменились и их идеалы. И наивно думать, что Ивушка бросится мне на помощь. Старик теперь в первую очередь старик, слабенький и беспомощный, а раньше… раньше он в был воином, который просто уступил свое место молодым. И предводители не гнушались его спрашивать совета, и старшие воины не стеснялись спрашивать, как раньше воевали, какие стратегии он помнит, какими знаниями может поделиться с подрастающим поколением. А сейчас и толка от старика нет...” Под конец своего монолога Паслён даже немного расстроился. “Хотя, что уж тут сделаешь…” - меланхолично добавил он, и погрузился в дальнейшие размышления.
[indent]Он сидел у входа и с такой отрешённостью смотрел наружу, что не услышал, как она вошла.
[indent]- И-и-в, И-и-ив, - услышал он ее нежный голос, и приветственно взмахнул хвостом, не открывая рта. Он до того распереживался, раздумывая о своей печальной судьбе, что даже не сказал ей привычное “Привет, внучонок”.
[indent]— Паслён, ты бы хоть для разнообразия выходил из палатки. Сам бы навестил меня, посмотрел, у меня там подстилка новая-красивая.
[indent]Грустный Паслён, который еще и чувствовал головную боль и неприятное давление на сердце, засыпал под ее ворчливый голосок. Он бездумно смотрел на серую кошечку и тихонько вздыхал, даже не удивляясь тому, что она таки пришла. “Значит, просто давно планировала… Она же деловая девочка, все по расписанию делает, каждый пунктик до секундочки вымерен. Вот, поговорит со мной, а как закончит, так из головы выбросит. Теплый голосок, радостность эта… это все так, от обязанности.”
[indent]Вдруг она коснулась его бока холодным носом, и он вскинул на нее мутноватые глаза. Он было испугался, что она ждет от него ответа на какой-то вопрос. Но нет, оказалось, что это не так - она начала прихорашивать его шерстку, как обычно делала по вечерам, и он с благодарностью ткнулся лбом в ее плечо, прикрывая глаза.
[indent]— Ну, рассказывай, чего звал. Сейчас Орлуша принесет мышку, пока ты поешь, мы тебя под шумок желчью обработаем. Будешь хорошо себя вести — почти не попаду тебе в глаз. Или в рот. Желчью.
[indent]Он слегка улыбнулся, никак не споря с ее угрозами. Пусть говорит, что хочет - сердце у нее золотое, и таких недобрых поступков она в жизни не совершит.
[indent]— Разболталась. Прости Паслён. Что ты так?.. - вдруг вздрогнула она, и поменялась в голосе.
[indent]- Ох, сердце шалит, лягушонок. Дышать тяжеловато, а так… - говорил он неохотно, медленно, неумело растягивая слова. Паслён, казалось, в принципе стыдился звука собственного голоса, а потому говорил мало и всегда чувствовал себя неловко.
[indent]— Что случилось со стариком? Паслён?
[indent]— А что будет, если попасть желчью в глаз?
[indent]— Скорее всего, племя лишится какого-нибудь хорошего остроглазого охотника. Ты только, пожалуйста, не пробуй так делать.
[indent]Вдруг, неожиданно для разнеженного Паслёна, в палатку ворвалось двое котов, и холод с их шкур заставил его болезненно закашляться. Шум их голосов, непривычный и нелюбимый гомон заставили старика спрятать голову в пушистой грудке Ивы и тихонько мяукнуть, как маленький котенок.
[indent]— Я могу хоть чем-то помочь?
[indent]- Росточек, котеночек мой, ты ли это? - пробубнил Паслён, все еще прячась за целительницей. Он слегка приподнял голову, чтобы глаза были немного выше ее серенького бока и, прижимаясь щекой к ее шерсти, сказал:
[indent]- Давно ты у меня не был, маленький. Я уж думал, не случилось ли чего, - пускай внешне старейшина не показывал особой радости от прихода бывшего ученика, в его голосе хорошо слышалась нежность по отношению к нему.
[indent]— Может, лучше я этим займусь?
[indent]Вдруг, старейшина обратил внимание на гомон голосов, пугающий и печально, а, может, панически надтреснутый, что доносился снаружи. Как он испугался, заметив этот гомон, как округлились глаза и сами собой прижались уши! Он отчаянно посмотрел на Иву, пересекаясь с ней встревоженным взглядом, и тут услышал зов:
[indent]- Паслен! Трухлявый ты пень, давай сюда, хорош бока отлеживать.
[indent]Он невольно вздыбил шерсть на загривке и со стоном отвернул голову от входа. "Как это грубо!" - выло его сердце, обиженное таким ужасным отношением со стороны соплеменника.
[indent]- Ива, тащи лаванду.
[indent]- Ты, Ивушка, иди, милая... И Граба с собой возьми, он мальчик умный, поможет тебе, - попытался он отказаться от выхода наружу и бросил на окружающих слезливый взгляд - А я тут, тут побуду, на вас посмотрю...

Отредактировано Паслён (16.01.2020 22:14:44)

Ива осматривала старика, обнюхивала, за ушами посмотрела как следует: рановато было бы для клещей, но эти пакостники такие живучие, может, один кусанул старика и он теперь такой поникший?
- Паслён, ну не раскисай мне тут, - поджала уши ворчливая Ива, скосив глаза на подходящую Орлушу. Эта малышка была, можно сказать, находкой: отвлекая Иву от собственной "потери" в виде неугомонного Чижика, эта девчушка своей спокойной любознательностью была бальзамом на душу теневой целительницы, и она одобрительно кивнула ей, пришедшей, с мышкой.
- В глаз не надо, - шикнула кошка, чувствуя, что вот-вот они Паслёна вылечат так, что аж залечат.
- Граб, да, помоги с подстилкой, - обратившись к бурому с уважением, попросила целительница. Их старика следовало окружить максимальной заботой, все-таки, он отслужил племени на славу.
- Так что у тебя, Паслён?
— Ох, сердце шалит, лягушонок. Дышать тяжеловато, а так… — медленно растягивал слова Паслён, и Ива прижала ухо к груди соплеменника. Правда что, бьется.
- Орлуша, принеси из палатки... - серо-белая замешкалась, недовольно качнув хвостом: запасы скуднели, эти Голые Деревья совсем уже осточертели, и Ива перебрала в голове свои запасы, - ... принеси на листочке два зернышка мака. Только не съешь сама, они очень сильные! Дадим... - на поляне шум. Ива отпрянула от Паслена, но не успела и пошевелиться.
Сердце ухнуло, прям как у старейшины.
— Мышка подождёт. Багрянка и Черноцвет Воронушку принесли. Мёртвую.
Ива опустила хвост.
- Дашь ему два семечка... после, - тихо мяукнула серо-белая, обернувшись на Граба.
- Помоги ему подняться. И похоронить Воронушку. Я... мне надо в целительскую.
Я не могу. Я целительница, но я... не могу.

----> целительская

*разрыв*

Сажинка больше не могла находиться в детской. Игнорирование Галки, то, как она отвергла её искренний подарок, болтовня зазнаек Змейки и Иголочки, неизвестный отец, который так и не появился в детской... И появится ли вообще? Зарянка постоянно где-то глубоко в себе. А остальным, кажется, всё равно. Всё болтают и болтают о том, как станут учениками, кто же будет у них наставником. Малышка не понимала, как им может быть всё равно. Почему только её волновало, где пропадает их мама? Мама... Разве Галка — мама? Сажинка слишком много смысла вкладывала в это теплое и нежное слово, которое совсем не совпадало с реальностью.
По началу малышка хотела верить, что Галка слишком занятая воительница. Она даже думала, что её мама помощница Кометы и Багрянки. Но тогда об этом все говорили, верно? Она скрипнула зубами и протяжно вздохнула, выбравшись из детской. Но никто об этом не говорил. В основном бросали сочувствующие взгляды на их семейство. Яблочница делала всё возможное, развлекая малышню. Но Сажинке было этого мало. Ей хотелось, чтобы Галка посмотрела на неё, улыбнулась и сказала, что всё в порядке. Но мать, как казалось малышке, старательно игнорировала гнездо в яслях, всё реже и реже заглядывая туда.

Малышку переполняли чувства. Яркий свет на поляне ослепил её, и она почувствовала, что не сдерживается и вот-вот заплачет. Слезы подступали, а горло сжимало в тиски. Нет, никто не должен этого видеть. Я не буду плакать! Пока на неё никто не обратил внимание, черненькая стремглав бросилась в строну поваленного дерева. Обнаружив там проход, Сажинка туда юркнула и оказалась под навесом.

Это была небольшая пещера, но достаточно, как ей казалось, уютная. Малышка забилась в темный угол и протяжно вздохнула, совсем поникнув. Как хорошо, что здесь нет противной Иголочки со Змейкой. Сажинка вздрогнула. Я ведь не должна говорить так о них. Я ведь их люблю... Она помялась на месте. А они меня? Что-то тяжелое сдавило её маленькое сердечко, и она громко всхлипнула. Я не буду плакать. Из-за них. Из-за Галки! Да пусть они все... все... Её глазки перекрыла пелена, и она моргнула. Слезы полились градом, и она уткнулась мордочкой в лапы. Но как бы она ни старалась успокоиться, палатку то и дело сотрясали её всхлипы.

— Привет.
Сажинка вздрогнула, подняла голову, а затем громко хрюкнула от попавших слёз в горло, кашлянула и замерла. Как же я глупо выгляжу. Она была настолько увлечена своими стенаниями и мучениями, что совсем не заметила, как в палатку зашёл кто-то ещё. Больше всего на свете малышка не хотела, чтобы её видели в таком виде. Она почувствовала, как в душе колыхнулась злость. Скоро всё племя Теней будет знать о том, что я плачу во взрослой палатке и вновь смотреть на меня так... жалко.
— Ты дочь Галки, не так ли? Сажинка, да?
— Угу, — тихонечко буркнула малышка, опустив глаза на лапы, когда воительница прилегла на живот, оказавшись с ней вровень.
Она почувствовала, как под шерстью пляшет колония муравьев и жалит. Ей было так неловко, что её застали вот в таком виде.
— Тебя кто-то обидел? — продолжала расспросы воительница.
— Меня никто не обидел, — пожалуй, слишком запальчиво и грубовато отрезала Сажинка и прикусила язык. Не надо быть... такой грубой, — пыталась отчитать себя котёнок. Скоро буду совсем как Иголочка и Змейка. — Мне что-то в глаз попало, а ещё на поляне так ярко, вот я и убежала... — лепетала Сажинка и вновь подняла глаза на Медянку, пытаясь выглядеть чуть-чуть увереннее. Врёт как дышит.

— Ты ведь знаешь, что племя — это одна большая семья, ты никогда не будешь одинока, даже если твои родные...
Воительница запнулась, а Сажинка удивленно округлила большие глазки, приподняв уши. Что-что? Кажется, что кошка знала гораздо больше, чем она сама. Или знала что-то, что усиленно скрывали Яблочница и Светолап за играми. Что-то, что нам нельзя знать.
— что-то я поспешила, ты мне даже ничего не рассказала.
Сажинка почувствовала укол разочарования. Ну почему все взрослые такие? Я что, совсем маленькая? Думаете, я такая глупая, да? Малышка громко засопела от злости, что все вокруг что-то скрывают.
— Меня зовут Медянка, я воительница племени Теней, — представилась кошка.
— Медянка, — повторила Сажинка, пробуя имя соплеменницы на зубах. — А что ты хотела сказать, Медянка? — она вновь, но этот раз очень важно, повторила имя воительницы. — Ты ведь знаешь мою маму, правда? Она очень занятая воительница? П... помощница Кометы и Багрянки? — неловко задала вопрос малышка, глупо улыбнувшись. Всю свою небольшую жизнь она думала, что её мама так редко бывает в детской, потому что выполняет важные поручения от самой верхушки. В груди болезненно кольнуло, когда она вновь вспомнила, как Галка отвергнула её подарок. Может быть она подумала, что мой подарок слишком глупый для её статуса... Наверное, надо было принести что-нибудь поинтереснее. — Ты только не говори, что меня здесь нашла, а то вдруг мама узнает и рассердится, — внезапно опомнилась Сажинка, а затем тихонечко добавила: — пожалуйста.

Слова, сказанные Медянкой, о матери заставили Сажинку гордо распушиться. Очень хорошая и очень сильная! Моя мама и правда такая. Но что-то её смутило. Наверное, то, что воительница ничего не добавила больше: как Галка сидит в окружении главных кошек племени, как мудро раздаёт советы или как ловит последнюю добычу в Сезон Голых Деревьев, чтобы прокормить всё племя... Или Сажинка всё это придумала? Моя мама храбрая и самая лучшая воительница племени, но... Малышка остановилась, боясь, что мысли обретут реальные очертания. Галка именно такая, но только в сказках Сажинки, которые придумала она сама?

—  А сейчас я тебе расскажу свой.
Сажинка посмотрела в разные стороны и даже за спину Медянки, а когда удостоверилась, что никто не подслушивает, развесила уши. Это же первый секрет, который мне доверили! Малышка попыталась сосредоточиться, чтобы собственные мысли не приглушили то, что хотела сказать собеседница. Она почувствовала воодушевление.
— Я и сама часто ухожу куда-нибудь побыть одна, просто чтобы побыть слабой. Представляешь? Какая взрослая я, и могу тоже расстраиваться и плакать, — Сажинка почувствовала, как по макушке бережно прошёлся хвост.
Она недоверчиво посмотрела на Медянку, вновь понимая, что ей так напомнили про её недавние слёзки. Они, кажется, до сих пор поблескивали на глазах и этим злили Сажинку. Она не хотела выглядеть такой нюней.
— А я думала, что взрослые сильные и храбрые, а не слюнтяи... — протянула угольная кроха и задумчиво прищурила глаза, а потом деловито вставила: — И я не плакала! Ты что, не веришь мне? — Сажинка надула губки. Уже сейчас в этой малышке можно было проглядеть стержень Галки и её непростой (мягко сказано) характер. — Или ты хочешь сказать, что Комета тоже в своей палатке расстраивается и плачет? — задумчиво протянула Сажинка, невольно позавидовав предводительнице. У неё собственная палатка — там она может делать всё, что хочет! И никто её не потревожит. Хотя поверить в то, что их предводительница расстраивается и плачет, было очень трудно. Но может быть Медянка знает её секрет?

— Хочешь, я передам что-нибудь твоей маме? Чтобы она зашла к вам, например. Я её, наверное, чаще тебя вижу.
Медянка вновь резанула по больному. Наверное, она и правда видит Галку чаще, чем я или мои братья. Малышка задумалась, обдумывая слова. Если что-то и передавать, то только очень важное! Сажинка замялась. Что она могла сказать любимой матери? Надавить на её чувства? А есть ли у неё вообще они?
— Она очень-очень занятая воительница, Медянка, — важно сказала малышка. — Наверное, у неё и правда нет времени с нами сидеть... — как бы она ни старалась, но голосок всё равно предательски дрогнул. — Но если ты её увидишь, скажи, что я желаю ей поймать самых вкусных лягушек на охоте! — важно пожелала Сажинка своей охотнице-матери. На самом деле, ей хотелось передать ей, как сильно она её любит, как ждёт, как хочет послушать историю или сказку. Но это было бы совсем по-детски, правда? А она ведь уже такая взрослая! Наверное...

Малышка призадумалась, и в голову пришла совершенно необычная идея:
— Медянка, а тебя не затруднит передать кое-что моему отцу? — она испытывающее округлила глазки, глядя на воительницу.
Быть может все взрослые прекрасно знают, кто её отец, и лишь они не ведают? Тогда у Медянки всё можно будет выпытать. У Сажинки даже в лапах закололо и дыхание перехватило. Неужели я и правда решилась спросить?

Кажется, Медянку задели слова Сажинки, судя по тому, как та нахмурилась. Но дочь Галки уже позабыла, что такого невоспитанного она сказала, переключившись на другие моменты.
— Палатка Кометы на то и существует, чтобы она могла там делать всё, что ей хочется.
— Завидую! — честно призналась угольная малышка, совсем успокоившись. — Ты бы знала, какого делить одну подстилку с нашей оравой. Змейка в глаз мне как-то раз зарядил во сне, — недовольно зафырчала Сажинка.
А может быть это и не Змейка был, а Зарянка. Или не Зарянка, а Иголочка. Или она и вовсе сама, заигравшись, на кого-то натолкнулась. Но суть в другом: с каждым днём они становились всё больше и больше, мешали друг другу хвостами, усами и лапами. Того и гляди, за подстилку будет настоящая бойня.

— А что, хочешь быть похожей на Комету? — хитро сощурилась Медянка. — Что же, пока что вы с ней точно похожи в одном...
— В чём-чём? — округлила глаза Сажинка, заинтересовавшись.
Она глядела в глаза собеседницы, в которых плясали хитрющие огоньки. Малышка нетерпеливо замахала хвостом из стороны в сторону. Я такая же отважная или хитрая? Она раскатала губу.
— В цвете шерсти! — расхохоталась Медянка.
Сажинка вовсе не обиделась и даже распушилась от такого комплемента. Это я ещё маленькая! А когда вырасту, то буду совсем-совсем похожа на Комету!
— В любом случае, у тебя всё получится.
— Конечно, получится! — угольная малышка хищно замурлыкала. — Знаешь, кем я хочу быть, когда вырасту? Предводительницей! — весьма амбициозно заявила Сажинка. — И меня будут все уважать, любить и бояться, — быть может, и мама тоже захочет со мной больше разговаривать? — Могу назначить тебя своей глашатаей, хочешь? Или ты тоже метишь в предводительницы? — она задумчиво пошевелила ушами.

Медянка выслушала её послание к Галке и кивнула. А вот когда Сажинка попыталась провернуть свой план по поимке отца, воительница стала выглядеть задумчивой. Она меня раскусила?
— А кто твой отец, Сажинка?
— А я думала, взрослые всё знают, — глуповато улыбнулась дочь Галки, пытаясь скрыть, что она в очередной раз расстроилась. — Наверное, он нас просто не любит, поэтому не приходит, — она проговорила вслух то, о чём даже думать боялась.
Всё верила и верила, что её отец приходит тогда, когда они спят. Но, видимо, никто не приходил. Да и Яблочница со Светолапом эту тему не затрагивали. Сказав вслух такую правду, Сажинка думала, что её сердце резанет что-то острое, и она вновь заплачет. Но этого не произошло. В душе почувствовалась леденящая тоска и непонимание. Почему он нас не любит? Почему мы это заслужили? А вдруг он и вовсе одиночка? Бродяга или какой-нибудь воитель вражеского племени? У неё даже шерсть на спине предательски зашевелилась.

— Думай не о нём, Сажинка. Думай о своём будущем, о своей цели стать предводительницей, и тогда, может быть, он даже заметит тебя и пожалеет о своём поведении.
Сажинка встрепенулась. В глазах промелькнуло озарение. Ну конечно! Мне надо приложить много-много усилий, чтобы стать самой лучшей. Ведь только самые лучшие бывают предводителями? Избранные? Я тоже хочу ей быть. Сажинка царапнула коготочками камешек, с досадой понимая, что ей ещё не очень скоро стать ученицей. А ещё надо отучиться и стать воительницей! Почему нельзя ей стать сразу? Почему надо терпеть столько лун? Казалось, сама палатка старейшин начала давить на неё с разных сторон: ей хотелось поскорее выбраться из лагеря, найти какого-нибудь злодея, поймать его или спасти племя от страшной угрозы. Тогда ведь все заметят меня?
— Я буду очень стараться, — уверенный блеск сверкнул в ещё недавних заплаканных глазах. — Меня все заметят! И отец, и Комета, и... мама, — она слегка улыбнулась. Мама ведь тоже полюбит меня, если я совершу подвиг?

— Не забудь о своём обещании сделать меня своей глашатаей, — Медянка поднялась на лапы.
— Тогда ты тоже старайся, хорошо? — очень важно мяукнула Сажинка.
— Кажется, старейшины возвращаются с вечерней трапезы. Не советую попадаться им на глаза.
Угольная малышка прикрыла глаза и прислушалась: кажется, шум действительно приближался. Они будут ругаться? Или сразу пожалуется Комете? Или Галке? Она заёрзала на месте и поднялась на лапки.
— Тогда я побежала! Не хочу, чтобы моё посвящение отложили. Мне ещё столько всего надо сделать, чтобы меня заметили! Понимаешь? — Сажинка нетерпеливо подпрыгнула и уже было бросилась к выходу из палатки, как резко остановилась, повернула голову к воительнице и смущенно пролепетала: — Спасибо, Медянка.
Она отвела взгляд в сторону и выскочила из палатки. Настроение у неё поменялось быстро. Теперь у Сажинки появилась другая цель, к которой она будет стремиться. А ещё она больше не хотела, чтобы кто-нибудь увидел, как она плачет. Я больше не буду плакать! Ну... хотя бы постараюсь...

*закрытие разрыва*