из садов
Для того, чтобы сполна понять настроение своего друга Гектора, пёстрой хватило и одного только взгляда: коту не дали поиграть с его игрушкой и тут же оставляют одного, найдя себе свою. Изначально даже не планируя всё таким увлекательным образом, Хельга всё-таки чутка потешилась тем, насколько ловко и даже нечаянно смогла загадить Гектору день.

Впрочем, настроения друга уже не поглощали её внимание: Хельга вела своего маленького друга по началу лощины. Зарница намеревался уже совсем скоро очутиться у Макоши, что не совсем входило в планы пёстрой. Такое вот настроение у неё сегодня было: лёгкое, прогулочное... И Хельга шла спокойно, немного прикрыв глаза от яркого утреннего солнца и то и дело поглаживая маленькую, ещё узкую спинку Зарницы пушистым хвостом, как могла играть со взрослым котом.

- А расскажи мне, Зарница, будь добр, - попросила кошка после небольшого молчания, - Кто тебе рассказал про эту Макошь и зачем ты её ищешь?

Легонько оборачиваясь через плечо, Хельга опустила свой ласковый, насколько он мог быть, но тяжёлый взгляд на котёнка. Глаза малого по-прежнему завораживали её: нет-нет, в них не было никакой особой изыски или броских оттенков (ну, Хельга любит яркое - она же кошка, ей такое положено), но в них было нечто такое... Очаровательно беззащитное. Наверняка уверив себя самого, что главный, решающий поступок своей жизни он пережил уже этой ночью, Зарница смотрел на этот уже не такой и чужой мир слегка испуганными, неуверенными глазами. По одному лишь невероятному чуду Хельга и Гектор оказались возле ферм и сумели вытащить его из-под гнёта той голубоглазой и всех-всех остальных, тех, которые не дали бы ему и дышать. Здесь он может дышать свободно. Тогда, когда Хельга скажет, конечно.

- Шагать ещё много, но под разговоры время летит куда быстрее, верно? - поинтересовалась кошка, улыбнувшись одними краешками губ.

Нижняя долина, делившая лощину примерно на две части, манила всех путников своей прямотой и беспрепятственностью: редкие коряги и камни казались настоящей равниной для тех, кто добирался сюда через самые чащи, а таких было большинство. Зарницу же кошка привела сюда второпях, не зная места запутаннее и живописнее. Да и эта дорога вела так далеко, что Гектор, не шибко довольный новым планом подруги, вероятнее мог фыркнуть и отказаться за ними следовать. Впрочем, этот путь Хельга и собиралась пройти не с ним.

- Сворачивай с тропинки, - привычным командным и ещё не уместным голосом кошка поторопила мальца, уже ступая лапами в кусты, - Здесь часто охотятся хищные птицы, и мне будет обидно, если тебя так быстро кто-то съест. Кто-то, кроме неё.

Кустарники терновника встречали всегда одинаково: резко и колко. Хельга прикрыла глаза и нырнула сквозь них, как мелкая пташка, чтобы поскорее высунуться с другой стороны, где куда больше мха, а веток - меньше. В том, что Зарница поспешит за ней, Хельга не сомневалась: несмотря ни на что, Зарница оставался ещё котёнком, а эти места, дикие места были не похожи ни на что, что он мог встречать в своей жизни раньше. И по его выпученному и внимательному взгляду было ясно, что он это и сам понимает. Едва ли он дожил бы хотя бы до вечера тут без Хельги но, как бы комично это ни звучало, и с ней вместе можно не дотянуть до обеда. Однако Хельга сохраняла мягкий и даже какой-то кокетливый вид: если Зарнца окажется мягким, податливым и полезным, ей даже не придётся знакомить его с собой настоящей в ближайшее время. А пока, во всё это ближайшее время, Хельга собиралась наслаждаться тем, как доверчиво о увлечённо маленький утёнок следует за своей новой мамой-гусыней.

Дорога была далеко не из лёгких, и едва ли малышу понравился план Хельги сойти с тропинки, но всё же он шёл бодро, так, словно ни капли не сомневался, что эта дорога полностью того стоила. Только вот когда Зарница рассказал Хельге, зачем на самом деле его тянет в такие дали и почему именно к Макоши, пёстрая не смогла сдержать смеха, хоть и не шибко хотела лишать Зарницу всей мотивации: наоборот, чем сильнее котёнок стремился попасть туда, тем удобнее Хельге было с ним обращаться. Безвольный и безынициативный он был бы бесполезен.

- Ну не знаю, не знаю, малыш.., - задумчиво протянула пёстрая, - Ты уверен, что вы друзья?.. У Макоши не водится таких... Маленьких друзей. Маленьких и слабеньких. Она очень сильная, властная кошка, и к себе подпускает только таких же.

Кошка замедлилась, когда они с Зарницей полностью скрылись с открытого неба и теперь были недосягаемых для хотя бы части других, более крупный хищников. Здесь и в пору было поохотиться самим, но пёстрая совсем не торопилась заканчивать разговор, тем более, что Зарница отвечал ей на радость прямо, хоть она и не сомневалась, что простой оруженосец не рыпнулся бы просто так из племени, чтобы поздороваться с кошкой, которая едва ли помнит его имя. Это казалось слишком глупым поступком даже для такого малыша.

- Уверена, в твоём племени тебя очень ждут... Это какое, Сумрачное?.. - изобразив на морде искренний интерес, поинтересовалась кошка.

Чёткие и простые ответы Зарницы сменились вопросом, тоже коротким и не сложным, но таким неожиданным, что пёстрая почти забыла разведать, из какого именно он племени. В садах-то запахов была целая куча, и можно было не точно разобрать. Она была кране удивлена тем, что малыш, который прожил уже хотя бы пару лун, задаёт настолько странные и глупые вопросы.

- Ох, малыш.., - усмехнулась Хельга, - Неужели наставники учат такой ерунде!? Походу там совсем позабыли, как устроен мир.

Как-то насупившись и немного разочаровавшись, Хельга притихла и задумалась. Помнится, в племени Ветра она даже не успела получить наставника, но тогда бы и не подумала, что это такая бесполезная программа. Зарница был раза в два так старше, чем она сама, когда мама унесла её на безвластные просторы, и, если зеленоглазая и была благодарна ей за что-то, то за то, что горе-мать сделала это так рано. Проведи она ещё несколько лун в племени, и ни за что бы не выжила здесь, в настоящем лесу. В диком лесу. Никакая Макошь, никакой Гектор тут ей бы не помог: она была бы просто не приспособлена видеть мир таким, какой он есть на самом деле, по эту сторону всех известных и тайных границ. Тяжесть жалости к котёнку, начинавшей потихоньку нарастать, и Хельга начинала уклоняться от своего первого плана, успокаивая себя тем, что страшного ничего не будет - ну, придётся сегодня поохотиться. А с Зарницей она ещё денёк поболтает, а завтра уже съест.

- В их природе - желание жить, Зарница. В самую первую очередь. И в твоей, и в моей природе тоже. И в каждом племенном прихвостне, хоть они и чересчур заигрались в свой возвышенный над всем животным мирок четырёх племён и теперь хоть обделаются, но никак не признают, что в попытках скрасить своё выживания заврались и зарылись так, что уже по-другому не выживут, - уже непривычно спокойным голосом продолжала пёстрая, - Они растеряли всю свою природу и пытаются учить о ней других. Хах...

Между своими фразами кошка делала паузы, чтобы попытаться уловить те моменты, где она вдруг переставала пугать Зарницу и начинала вещать ему что-то от своего чёрствого бродяжьего сердца, даже надеясь, что он внимательно слушает и всё запоминает наизусть. Казалось, что из него было можно ещё слепить что-то годное, если, правда, его соплеменники не слишком глубоко пустили корни воительства и кошачьего братства в его черепушку. Но солнце от его тёмной шкурке резво отражалось приятными отблесками, а трава едва ли не сама расступалась перед его маленькими лапками, ведя по тропинкам почти как родного. Зарница не так уж плохо смотрелся тут, а Хельга уж знала, как редко чей-то кошачий профиль выглядит так, как надо для этого леса. Для настоящего леса. Но позволяла бы она себе так много похожих на эту мыслей, то уже к утру начала бы называть Зарницу сыном, поэтому пёстрая уверенно продолжала:

- Если птица посчитает тебя слабее неё, а ты слабее неё, то она тебя убьёт и съест. Если птице не понравилось, что ты маячишь у неё на глазах, она тебя убьёт и съест. Если она голодна или рядом её гнездо, то она тебя убьёт и съест.., - мягко продолжала Хельга, считая такие вещи спокойными буднями настоящей жизни, - Если она не голодна, но ты встретился ей по пути, она тебя убьёт и съест, когда проголодается.

Отредактировано Хельга (24.05.2019 17:07:07)

Как-то неожиданно малец слегка поробел, говоря о своём племени, и этому кошка только слегка ухмыльнулась: помнила пёстрая, помнила... Как сгорала со стыда долгие тянучие луны с того самого утра, как оказалась по ту сторону границы. Помнила, как трусливо прятала глаза в лапки, когда кто-то из других бродяг хотя бы вскользь упоминал о недавних встречах и приключениях на границах. Помнила, как те пушились, плевались и кидались тогда ещё дикими для Хвостика вульгарностями, высмеивая патрули племён, и раскатисто хохотали, планируя новые провокации. Ей почему-то тогда было донельзя, искренне стыдно, но сейчас Хельга не чувствовала и капли какого-то сочувствия к Зарнице. Благо, новые и новые заявления мальца умело отвлекали её от их поисков.

- А ты и впрямь гораздо храбрее, чем кажешься.., - зачарованно протянула пёстрая, - Но, кажется,  и в разы ещё глупее...

Но это было совсем лишнее. Впрочем, как ни крути, Хель не сильно и старалась втереться в доверие Зарнице: конечно, ей было бы лестно, если бы тёмненький так же и продолжал податливо шагать с ней рядом, пока она бы окончательно не решила, что с ним делать, но и не настолько важно, чтобы строго сдерживать свои манеры. С лунами жизни здесь, в бесхозных землях, в Хельге, впрочем, как и во всяком другом, совсем-насовсем пропали ощущения лишних нужд. На худой конец в голодную ночь она и сама бы не побрезговала его шкуркой. Но едва ли он мог это и предположить, раз так наивно отзывался об одном из самых простых, нормальных предостережений.

- Ты уже взрослый кот, и я уважаю твою уверенность, ммм... Такой лёгкой охоты эта птица ещё не видала.

Насколько пёстрая вообще слышала, Грозовые - древолюбы. Как племя Ветра расстилается под небесами бесконечными полями и лугами, так Грозовое скрывалось под сенью бесчисленных раскидистых деревьев. Но едва ли там не было пустошей или королев, которые бы не догадались проронить малышу хотя бы пару словечек о том, чем могут быть опасны открытые пространства. Ветряных котят учат этому с тех самых пор, как они только начинают как-никак ползать. Это Хельга ещё помнила.

- Всё ради жизни, Зарница. Всегда и в первую очередь. Но каждый волен решать сам, чем её красить. Если ты этого хочешь...

Зарница выскочил на тропинку вперёд Хельги, из-за чего кошка привычно резко и напряжённо остановилась, плотно и недовольно впечатав лапы во влажную почву. Скакать команды не было. Пёстрая насупилась, не ждав от малого даже малейшего шага в сторону, но, кажется, она совсем запамятовала непоседливость таких юных созданий: молодые редко заглядывали в такие дальние края. Пока ещё сдерживая своё недовольство, которое только начало рассеиваться новой, слишком жестокой для мести за неровный шаг идеей, пёстрая молча прошла мимо Зарницы, небрежно двигая того своим боком, но обернулась, чтобы убедиться, что он всё-таки идёт за ней. Играть в наставника, поощряющего инициативу детёныша, она не была намерена.

Какое-то время они шли молча, но Хельга свернула с тропинки, аккуратно ныряя в не самые большие кусты. Низина оставалась за её спиной, но пёстрая шла уверенно, хоть и мягко, относительно примерно помня дорогу. Время от времени кошка поглядывала наверх, на верхушки деревьев, в которых было тяжело что-то рассмотреть из-за густых зелёных листьев, но Хельга всматривалась, вдумывалась и всё шла дальше, не сомневаясь в том что найдёт, что ищет. И, спустя время, Хель остановилась у одного из тех деревьев, которое едва ли могло отличиться от остальных, если бы ни припрятанная в листве крупная, шарообразная тень. Пускай жизнь пёстрой ещё не была такой длинной, но времени в ней на изучение закутков было более, чем достаточно, да и странствовать по лощине, не зная таких сюрпризов - невероятно безответственно. Гнездо здесь. Оглянувшись немного и по сторонам, кошка наконец-то обратилась к Зарнице:

- Грозовых котов учат лазать по деревьям, верно? - такой храбренький точно должен уметь, - В кроне этого дерева - птичье гнездо. Навести её, а я подожду здесь.

Сама Хельга даже не думала лезть наверх: тут, в тени множества кустов и растений, спрятаться было не трудно, даже если птице с какого-то перепугу придумается лезть вниз. Впрочем, пикирующих в крону орлов пёстрая видела не часто, зато вот кружащих вдоль и поперёк всего неба невдалеке от своего гнезда - очень часто. Единственное, на что ещё можно было надеяться Зарнице, кроме своей безосновательной храбрости, - это на то, что в гнезде ещё нет яиц, и сами птицы могут оказаться где-то далеко-далеко на охоте. Но разве такой герой мог бы отказаться от того, что так страстно решил сделать сам?..

разрыв, действия после событий на птичьем дворике
В какой-то момент Уклейке удалось вырваться из лагеря незамеченной. Она постоянно была у всех на виду. Бдительный Форель не выпускал кошку из поля зрения. Воительницу это вполне устраивало, но одно незаконченное дело не давало ей спокойно спать по ночам. Поэтому трехцветка тихо и аккуратно, словно чужак на землях племени, продвигалась к нейтральным территориям, где она точно выскользнет из виду. Главное, не встретить пограничный патруль или охотников. Успешно миновав границу с Ветром и избежав лишних расспросов, Уклейка двинулась в сторону Высоких скал, куда её вел немного изменившийся, но узнаваемый запах. Путешествие заняло у воительницы чуть больше времени и сил, чем хотелось бы. Она понимала, что к возвращению в лагерь ей придется придумать очень правдоподобную отмазку, чтобы не вызвать подозрений. Больше всего кошке не хотелось подвергать риску равновесие отношений с Форелью, который её всячески оберегал, любил и ценил.
Запах изгнанника привел её в лощину. Вздрогнув от непонятного звука, Уклейка повернулась к его источнику, однако обнаружила лишь шелестящие листья деревьев. Испытывая неясную паранойю от своего нахождения здесь, трехцветка двинулась на поиски кота. Потратив время на его поиски, кошка успела поймать довольно упитанную полёвку и, заприметив маленький овражек, собралась перекусить и набраться сил. Каково было её удивление, когда в грязном комке свалявшегося меха она узнала своего бывшего соплеменника. Что с тобой стало, Крестовник? Положив полёвку к своим лапам, трехцветка осторожно двинулась к одиночке, готовая в любой момент отразить его атаку. Если вдруг он решит отомстить ей за изгнание, как своей бывшей соплеменнице. Коснувшись лапой его плеча, чтобы привлечь внимание, Уклейка заметила, что трехцветный кот ранен.
— Крестовник? — достаточно звонко окликнула она его, — Это я, Уклейка. Ты как, в порядке? Я здесь, чтобы помочь тебе. Хоть как-нибудь.

Уклейка внимательно наблюдала за неловкими движениями Крестовника. Только никак не могла понять, в чём причина. Может он ранен? Трехцветка пыталась убедить себя, что он всё еще является её другом, как и она его, но тревога никак не отпускала её.
— Ч-что с тобой? — пытаясь храбриться, произнесла кошка, — Ты ранен? — и от чего её сердце так сильно стучит, а тошнота подступает к горлу? А где-то на краю сознания теснится мысль о том, что для собственной безопасности нужен Форель.
Крестовник смотрит на неё гневно и злобно, а язык его тела говорит о недобрых намерениях хозяина. Уклейка нервно покачивает хвостом, пятясь назад в поисках спасения. Она не понимает причину его злости, но не решается спросить.
— Я тебе не беспомощный Форелюшка, и не твои котята. Сам знаю, что делаю. Я же изгнанник, тебе приятно со мной возиться, верно? — в его голосе столько злобы, что трехцветной воительнице становится еще больше жаль его, но она знает, что жалость вызовет еще больший гнев, и тогда кот растерзает её в клочья. Ей непросто пересилить себя и двинуться ему навстречу, но кошка делает это с высоко поднятой головой. Она ничего ему не сделала. Гнев Крестовника ничем не оправдан.
— Не смей трогать Форель и тем более котят! Ты ничего не знаешь о них. Хватит вести себя, как малолунные котята, ваша вражда глупа и бессмысленна. — её голос срывается на утробный рык, раздраженная воительница непроизвольно выпускает когти, подцепив комья земли, — Думаешь, мне было легко добраться сюда? Я лишь хотела убедиться, что ты в порядке, но я вижу, что всё ужасно, — Уклейка неотрывно смотрит в глаза одиночке, а её голос чуть теплеет, — Хоть мы больше не соплеменники, но ты всё еще мой друг, если конечно ты меня им считаешь. — произнесла воительница с горькой усмешкой. Резво встав, трехцветка подхватила брошенную мышь, и аккуратно положила её перед Крестовником, — Ешь давай, не думай, что это жалость. Тебе нужны силы, чтобы пережить всё это. Кcтати, а где Черника? — в недоумении склонила голову Уклейка, вспомнив о подруге кота, — И что случилось с твоим ухом?

перепутье ---> (разрыв)

Темношкурый кот брел сквозь проливной дождь, весь обмокший, облипший густой почерневшей шерстью. Лучшего времени для самовольной вылазки и не придумаешь: отправившись охотиться еще на закате, самец, ожидавший дождя, знал, что он скроет его запах. Когда-то он приходил сюда в составе патруля, ну так, пройтись-посмотреть, и успел оставить маленький презент, сделав вид, что погнался за мышкой.
В конце-концов, сердце разрывалось, так он скучал по ней.
Шлепая по наливным лужам, Лютоволк отряхивался, приближаясь к местечку, где некогда чуял патрули племени Теней. Спорная территория - лучшее место, чтобы высмотреть Багрянку. Он ни на что особо не надеялся, но хотел бы знать, что там, где лежал его маленький подарок, остался запах возлюбленной.
Хоть немного. Хоть на два вдоха, чтобы насытить горящие легкие.
Дождь усиливался. Бродяга, отряхнувшись, обогнул ствол высокого клена, запрокинув голову. Там было какое-то подобие... дупла, что ли?
Решив переждать там непогоду, серый в несколько прыжков поднялся выше, упираясь стальными когтями в широкий ствол дерева. Там и засел, прижимаясь к нему так, чтобы как можно меньше капель попадали на и без того промокший мех.
Там и застыл, бесполезно вглядываясь в пелену дождя.
— Лютоволк?
Черти, началось. Тоска по Багрянке начала принимать совершенно ощутимые очертания, и кот тихо скрипнул зубами, глубоко вдохнув...
Шерсть на загривке зашевелилась. Оглянувшись, самец едва не рухнул с ветки.
- Багрянка! - перекрикивая шум дождя, воскликнул бродяга. Неуклюже, выворачивая когти, обмокший здоровяк спустился по шершавому стволу, широким галопом подбегая к своей Багрянке. Утыкаясь лбом в ее шею так, что сумрачная кошка, должно быть, ударилась о ствол дерева, под которым пряталась.
Лютоволк, к своему стыду и смущению, оглушительно заурчал, водя носом по шее, щеке, бурому ушку. Он вдыхал ее запах, надеясь спрятать в своей шерсти.
- Я так надеялся, так ждал, ты моя умница... - лихорадочно бормотал серый кот, торопливо вылизывая мокрые уши.

— Ты здесь, — ее искренняя радость, которая чувствовалась сиянием во мраке дождливой ночи, сбивала дыхание и отзывалась покалыванием в подушечках. Боги правые, увидел бы кто-нибудь Лютоволка, тот, кто прежде знал Гора, вот сейчас, вылизывающим уши своей возлюбленной, яростно и ретиво...
Но как иначе, когда он так скучал?
— Я думала, мне померещилось. Думала, зря пришла. А ты всё-таки здесь.
- Здесь, здесь, - выдохнул ей на ухо серый, чуток успокаиваясь и с блаженством в прикрытых глазах кладя подбородок ей на макушку. Он сделал несколько глубоких вдохов, ощущая, как грудная клетка наконец наполнена теплом и близостью бурой кошки.
— Но ты ведь должен будешь уйти? — голос глашатой надломился, и Лютоволк скосил взгляд вниз, на сумрачную воительницу. — Клан... принял тебя?
- Принял, - глухо и бесцветно отозвался бродяга, слегка отстраняясь, но так, чтобы касаться боком ее бока.
- Они дружелюбные. Следом за мной пришли еще двое одиночек, я их видел когда-то у амбара двуногих. Сообщи Комете, что Клан, почти каждый его член, радушно принимает новеньких. Они могут разрастаться быстрее, чем вы думаете, - серьезно пророкотал здоровяк, рассказывая глашатае Сумрачного племени то, что выведал.
- Есть у них коты, больше похожих на ваших. Толковые, конечно, но в остальном они не привыкшие к войне. Котят у них пара-тройка, - пожал плечами бродяга, не зная, что еще доложить.
- Теперь я знаю, где их лагерь. Его и правда непросто найти. Они чудные, эти горные.
— Я волновалась, что с тобой что-то случится.
- Ну бро-о-ось, - бархатный голос выдавал потаенную улыбку, и серый прижался мокрой щекой к точеной скуле.
- Я вернусь совсем скоро. Понаблюдаю пол-луны, оглянуться не успеешь, как буду спать у тебя под боком, и все будет прекрасно. А какие славные у нас будут!.. - он осекся на полуслове, слегка отстраняясь, словно проверяя реакцию на его непрошенное признание. Мечты.

Щека воительницы тонула в серой шерсти на плече, и самец счастливо урчал, вылизывая уши возлюбленной. Тихо, размеренно, будто им некуда было спешить, и ночь была бесконечной - такой, какую они, наконец, заслужили.
Ведь не может быть неправильным вот это чувство, самое убийственное из всего, что испытывал Лютоволк. Сильнее самого сильного охотничьего азарта, яростнее самой страшной битвы.
Яростнее битвы... вот эта крохотная кошка у него под боком.
Кот укоризненно помотал головой, удивленный собственным мыслям. Дожил, приятель.
— Я буду ждать, сколько потребуется, — нежно отозвалась Багрянка, которой серый не дал договорить, самозабвенно вылизывая бурые щеки.
— Ты останешься со мной ещё ненадолго? — надежда в голосе сумрачной воительницы убивала. Такие легкие манипуляции - и вот уже Лютоволк, здоровенный кот, готов лечь ей под лапы. Клокотание тихонько вырвалось из горла, и бродяга почувствовал, как сводит мышцы, как собирается узел.
В конце-концов... прежде он так не телился.
— Хотя бы до рассвета.
Кот повел щекой по тонкой скуластой щеке, урча громко, требовательно. Дождь заглушал их ночные признания, и здоровяк не боялся быть узнанным. Признания Багрянки убивали его, распаляли все, что могло и не могло распаляться, и характер бойца, беспринципного бродяги и яростного, берущего свое кота перебивали все нежное, сплетаясь в замысловатую эмоцию.
Почти грубо кот ухватил бурый загривок, чувствуя, как она ему необходима.
- Я всегда твой, - как смешно звучали признания серого, который - со стороны, - выглядел в этой ситуации победителем. Нависая над хрупкой красавицей, самец понимал, что именно в этот момент признания, жара и запретности, он проиграл, как последний глупец.
Лютоволк упивался ей. Рычал в шею, терялся в терпком хвойном запахе, не зная, какие пути, боги или предки привели его в лапы этой сумрачной кошки.
- Твой...

Лютоволк лежал рядышком, положив лобастую голову на тонкие каштановые плечи. Шепот воительницы стучал в ушах с каждым ударом пульса, и здоровяк счастливо жмурился, так, словно солнце, занимавшееся на горизонте, уже слепило искрящиеся желтые глаза.
Любит. Она его любит. Прекрасная, буйная кошка, характерная и... невероятная, бесподобная, такая, ради которых горы по камешкам разбирают.
Бродяга ласково лизнул покатое плечо.
Несколько минут - часов? - абсолютного счастья.
- Скоро будем так в твоем племени лежать. Сделаем одну подстилку на двоих. Все будут коситься, - с восторгом сощурился самец, раскатисто хмыкнув.
— В следующий раз, Комета наверняка захочет сама с тобой встретиться. Скажи когда и куда ты сможешь прийти, — голос воительницы превратился в голос глашатой, и серый серьезно нахмурился, приподнимая голову с ее плеч, самых удобных во всем свете.
- Через четыре рассвета буду на вашей территории. Если не приду на четвертый, ждите на пятый.
— Буду надеяться, что ещё нескольких дней хватит, чтобы утолить её любопытство. Отношения с Кланом накаляются, я бы не хотела, чтобы столкновение произошло, когда ты ещё будешь там.
- Клан тоже не в восторге от соседства с племенами, - нехотя приподнялся кот, выбрасывая вперед мощные костистые лапы. Прогнув могучую спину, Лютоволк отряхнулся.
- Я им представился старым именем, - почему-то вспомнил этот факт сын Макоши, дернув ухом.
Сердце разрывалось - настолько уходить не хотелось. Спокойный взгляд самца опустился на Багрянку, и бродяга наклонился к ней, бесконечно ласково коснувшись лбом ее лба.
- Скоро, - коротко и бессвязно пообещал Лютоволк, нехотя отступая на шаг. Окинув ее фигурку тоскливым, влюбленным взглядом, серый отряхнул мокрую шкуру, направляясь обратно в лагерь клановых котов. По пути ему попалась жирная горлица, и он посчитал, что приютившие его коты вполне заслуживают такой дичи.
А он... никогда не будет сыт, пока не попадет к своей Багрянке.

---> перепутье