Честное слово, внезапную истерику Блестяшки он совсем не понял. Удивлённо вскинул брови, проводил трёхцветную глазами и был таков.
Ладно хоть младшая помощница была куда сговорчивее, но и та вдруг уставилась на него со слезливой пеленой в глазах. Крестовничек неловко похлопал её хвостом по спине, пытаясь приободрить.
- Да всё нормально, - он улыбнулся, чувствуя робкое прикосновение чужого хвоста к своему плечу, - ты не пугайся, Блестяшка просто очень нервничает. Очевидно, что боится своего последующего провала на финальном испытании, - он закатил глаза, передразнивая самого себя, сетующего на нескладные навык старшей ученицы, и проводил Бежевичку глазами, убежавшую в другой угол палатки помогать той самой Блестяшке.
Конечно, потому что она в одиночку даже с таким простым делом не справится.
Хмыкнув, Крестовничек выжал остатки влага из притащенного мха и принялся утрамбовывать его в новую удобную подстилку. Для Щербатой - раз, для Миндальной - два, для возможных больных - уже и не сосчитать сколько. Честное слово, он даже немного умаялся, пока раскатывал мох, превращая его в мягкое спальное место, и скатывал огромный ком старого и использованного, пригодного теперь только для грязного места.
В какой-то момент Крестовничек покинул кошек, вытаскивая грязные подстилки наружу и за пределы лагеря, и заметил появление на поляне Оцелотки и Львинозвёзда. Мышцы вздулись на его плечах; он демонстративно катил перед собой грязный ком мха, всем своим видом показывая, как тщательно и ответственно подходит к любому порученному ему делу. И пусть только наставник попробует сказать, что это не так!
Вернувшись в палатку, Крестовничек приблизился к оставшейся одной Блестяшке - Бежевичка уже куда-то ушла. Он хмыкнул, проверяя носом и лапой то, как они заделали дыры, а затем молча вплёл ещё один тростник, закрепляя работу.
- Спасибо, - мяукнул он, не глядя на трёхцветную, - Щербатая свою палатку теперь и не узнает, клянусь карпом! - Крестовничек пощекотал хвостом бок соседки и выбежал на поляну.

---------------------- >>> главная поляна

Отредактировано Крестовничек (08.12.2018 19:48:29)

--> из стазиса

Сезон Голых Деревьев прошёл зря, если Череп хотя бы раз не простудился. Он помнил времена, когда эта фраза ещё была шуткой. Времена, когда ему достаточно было нескольких дней в палатке, пропахшей лекарствами, чтобы прийти в себя и вернуться к прежнему образу жизни. Тогда его ещё требовалось удерживать за хвост, чтобы он не удрал. Но не то, во что он превратился теперь. Безмолвный, недвижимый ком спутанного, тусклого чёрно-бурого меха. Его бока слегка вздымались, демонстрируя изящные полоски рёбер. Раньше Череп существовал от охоты до охоты, теперь жил только в своих снах. В реальность он приходил ненадолго, чтобы в очередной раз увидеть опостылевшие стены и проглотить пару капель воды.
Он уже и не помнил, когда именно попал в эту палатку. Смутно вспоминал неудачную охоту, обмороженные лапы и раздирающий горло кашель. Но когда это было? Сколько времени прошло с тех пор? Череп потерял счёт дням, да и не интересовался тем, как долго лежит пластом. Ему было, в сущности, всё равно. Он спокойно смотрел на то, как по его боку ползёт блоха. Возможно, Речное племя уже вымерло, а он и не знает о том. Быть может, этой ночью палатка наконец остынет без кошачьего тепла, и Череп присоединится к предкам. У предков всегда холодно. Звёзды, какие он видел на небе, не могут быть тёплыми. 
Черепу казалось, что его сердце давно ссохлось и потерялось в сучьях рёбер, а печень зачерствела и осыпалась пыльной крошкой. Последние пару дней он вовсе не брал еды из-за разболевшегося горла, и теперь чувствовал себя абсолютно пустым. Череп как чудище двуногих. Оно рычит, пышет энергией, но только до тех пор, пока оно движется. Пока оно нужно. Когда двуногие бросают своих чудищ, они покрываются смертельной рыжей коркой ржавчины, они проседают, разваливаются. Их мёртвые остовы могут портить пейзаж хоть бесконечно, пока кто-нибудь не догадается оттащить их на помойку.
Череп перевёл взгляд на свою лапу и поморщился. Не сточенные когти-переростки легко вытягивались из подушечки. Он ничего не мог поделать с этим. Во всяком случае, пока что.
А на реке, должно быть, нынче снежура. Он не мог понять, слышит реку или это просто шум в ушах от тяжёлой головы. Может, морозы и ударили, но под силу ли им заморозить быстрое течение? Чай, река не озеро. Можно проверить. Всего десяток-другой шагов, и он там. Эта мысль посетила его голову, должно быть, уже тысячу раз. И в тысяча первый он прикрыл глаза, отказываясь от неё.
Череп не чувствовал тоски или одиночества. Он воспринимал своё состояние как банальную поломку и не требовал ни от кого ни внимания, ни участия. Ему это не было нужно. Когда его тело снова станет гибким и энергичным, он уйдёт, не сказав ни слова. Таким он был всегда, таким и останется.
Вот только с каждым холодным сезоном ему требовалось всё больше сил, чтобы прийти в себя. Он с неудовольствием отмечал, что уже не может освободиться от своей болезни полностью. Раньше отец пытался образумить его и заставить вести здоровый образ жизни, но с годами остыл и его пыл. У Черепа не было внутреннего тормоза. Он сам его вырвал за ненадобностью вместе с другими бесполезными деталями, которые тянули его на дно и мешали плыть.
Блоха, запутавшись в шерсти, окончательно скрылась из виду. Череп тихонько подул, разгоняя пыль по полу палатки. Его ждал долгий день. Бесконечный, он будет длиться до тех пор, пока лекарства не заставят его мышцы работать как прежде и не выгонят из головы сонную дурь.

Безжизненные чёрно-бурые ветви извивались змеями, каждая стена в палатке состояла из них. Иногда Черепу снилось, что они оживают и, подобно настоящим змеям, оплетают его, навсегда оставляя жителем этой насквозь провонявшей травами и смертью палатки. Он не дёргался и не пытался выпутаться из змеиных объятий: бесполезно. После любого из ночных кошмаров его подстилка оставалась идеально ровной. Он лежал на ней, словно камень, недвижимый и спокойный. Таким же оставался тогда, когда ему снились хорошие сны. Спокойствие Черепа было непоколебимым, пусть рёбра его красноречиво торчали, силясь прорвать кожу, а шерсть потускнела от долгой болезни. Он мог пролежать целый день, не издав ни звука. И, если выходил, не терпел сопровождения и вскоре возвращался, такой же невозмутимый, как раньше. Ничто его не трогало. Ему было всё равно. Даже блохи, вольно снующие по шерсти, не заботили его. У него их и не было раньше, ведь он едва ли не каждый день окунался в воду. Он к ним не привык, и потому игнорировал.
Целителей Череп тоже не замечал. Он покорно принимал травы, иногда, впрочем, забывая о них, лежащих прямо у его носа. Серые тени, Щербатая и Сивая, стали просто призраками этой палатки, снующими среди змеистых ветвей.
Да, Череп был безразличен почти ко всему. Что, впрочем, не помешало ему открыть глаза, когда он услышал голос Ручей.
"Пришла пошуметь и потрепаться с Сивой", - мысленно усмехнулся он. Естественно, слушать их разговор Череп не собирался, как не слушал ничьи разговоры в этой палатке. Это не его дело, в конце концов.
Однако не заметить шлёпнувшийся у его морды птичий трупик Череп не мог.
- Ты, - спокойно констатировал он, переводя холодный взгляд с мёртвой птицы на Ручей.
На её вопрос Череп лишь красноречиво приподнял бровь. Он мог бы сказать "чуть живее, чем труп", но предпочёл оставить Ручей возможность самой сделать выводы. Построение следующей её фразы показалось ему странным, но Череп решил не вдумываться в неё. Он помнил этот невероятно постыдный для Речного племени эпизод с потерявшимися котятами. Обвинить в нём можно было кого угодно: непослушных котят, не уследивших родителей, беспечных дозорных, невнимательных патрульных, саму судьбу, Звездоцап её побери. Череп чувствовал, что ему всё равно, кто виноват. Он знал: всегда найдётся слабое звено, которое допустит ошибку. В любом племени есть такое звено. Идеал недостижим, неудачники всё испортят. Неудачники живучи как проклятые крысы, их не искоренить.
Но Череп удивился не разрешению насущной проблемы племени, а незнакомому имени, прозвучавшему из уст Ручей.
- Значит, у племени Ветра новый предводитель, - жестко заметил Череп, продолжая лежать на своей холодной подстилке. - Не удивлён.
Подстилка стала ещё холоднее от мокрой шерсти Ручей, но он даже не понял этого, привыкший к промозглости. За все эти дни он почти ни с кем не говорил и ничего не знал о том, как жило его племя. Не посетил ни одного собрания и большую часть дня просто спал, никому не мешая.
Череп подумал, что не стоило Ручей ложиться так близко к нему. И его опасения быстро подтвердились. Он проследил взглядом за жирной блохой, перепрыгнувшей с его меха на блестящую шубку Ручей.
- Дарю, - холодно сказал воин, не спуская взгляда с довольной блохи. - От всего сердца.
После этого Череп, наконец, отвернулся от Ручей и упёр взгляд в стену. У него ничего не было, кроме блох. Он поделился с Ручей последним, что имел.

- Я, - констатировала Ручей, храбрясь. Стараясь улыбаться для старшего воителя как можно бодрее, серенькая старательно держала привычную осанку, окружала себя свойственной ей добротой и лучистостью - все это было неизменным качеством Ручей... до.
А вот Череп так же, как синеглазка своей открытостью и простотой, был известен мрачноватым видом и отстраненностью. Однажды их совместная рыбалка на щуку немного приоткрыла завесу нелюдимого, живущего особняком самца, и Ручей по-своему к нему привязалась, а потому ну просто не могла допустить, чтобы он просто взял и гнил в палатке целителя, когда племени так нужны четыре лапы и один целый Череп.
- Ну что ты тут, киснешь? - шутливо-обвинительно фыркнула на Черепа серенькая, куснув того в плечо. Несильно, конечно. Ручей очень надеялась, что новость о котятах приободрит болеющего, выведет его наружу, заставит праздновать вместе со всем племенем - после стольких потерь возвращение малышей многие хотели распознавать как знак чего-то хорошего.
После стольких потерь должно быть хоть что-то...
— Значит, у племени Ветра новый предводитель, — дернув ухом в рассеянном жесте, Ручей непонимающе нахмурилась на Черепа. — Не удивлён.
Молчание немного затянулось, а когда до серенькой дошло, рот приоткрылся, а глаза в панике забегали по палатке. Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота и валом набрасывается все пережитое, синеглазка искала хоть что-нибудь в этой палатке, за что можно было бы зацепиться и не утонуть. О какой блохе может идти речь, когда Ручей только и слышала, что собственный пульс в ушах?
Сивая пришлась на подмогу, пока серая приходила в себя, и Ручей просто не представляла, что последует дальше.
- Он... да. Погиб. Созвездие это наша Оцелотка, - прокашлявшись, сдавленно просипела серенькая, поджимая под себя трясущиеся лапы.
- А Щербатая погибла, возвращаясь с Лунного Камня. Её затоптал лось, - сухим, скрипучим, словно у старухи, голосом мяукнула воительница, отворачивая мокрые глаза.

Сивая плохо понимала, что вообще происходит с Черепом. Щербатая говорила что-то про воспаление, что он то страдает от болей, то спит урывчатым сном, нездоровым. Она была слишком поглощена в свою радость от становления ученицей целительницы, потом вся эта кутерьма с котятами Ласки, и время летело так быстро, что не было и мгновения разобраться - а что с воином, грудой меха лежащим в одиночестве? С ним "работала" Щербатая, и она же не подпускала Сивую к соплеменнику, да и не говорила о нем ничего толкового, кроме каких-то разрозненных крох. Кошка подавила тяжелый вздох, увидев реакцию воина на новости о произошедшем в племени.
Ясно?
Впрочем, хорошо, что он хоть как-то отреагировал. Влезть ему в душу Сивая не могла и понимала, что во-первых, не стоит, а во-вторых - не позволят. Ее дело - сначала врачевать его тело, а уж потом можно разобраться и с тем, что в голове. Это не срочно: на безумца Череп не смахивал. К сожалению, сейчас он был похож лишь на несчастного, глубоко больного кота. Целительница подняла взгляд и столкнулась со взглядом воина: тот, казалось, даже не моргал.
Ему больно? Что-то беспокоит... помимо всего этого? Он хочет о чем-то поговорить, но не может в присутствии Ручей?
Мысли заметались птицами, и Сивой стоило немалого труда не заметаться по палатке вслед за ними. Она выдержала его взгляд, чуть склонив голову на бок. Разобраться с блохами - раз. Спросить, что болит - два. Болит сильно - дать мак, слабо - что-то от воспаления... А есть ли у нас?Запасы практически на исходе, боюсь, мне придется обращаться к Ореху... Полуночник хороший целитель и был бы так кстати, но он из Ветра. Хоть целители и вне войны - я не пойду к нему.
— Как дела на охоте?
Этот вопрос был так... не к месту. Сивая растерянно заморгала, глядя на подругу. Может, она разбиралась в потемках души Черепа лучше и знала, что делать... А может, и нет. Плечи заломило от напряжения, словно на них взвалили пару тяжелых камней. Кошка не сразу поняла, что сидит, словно сжавшись. Все происходящее ее нервировало.
— Да, Ручей, — негромко произнесла целительница, не сводя глаз со своего странного пациента. — Как оно? И ты не видела случайно, нет ли мышек в куче с дичью? Мне очень нужна мышиная желчь, чтобы вывести блох - их я тут ни в какой роли не потерплю.
Она нервно улыбнулась, но эта улыбка быстро погасла. Не до веселья сейчас. Смеси запахов от трав бередили обоняние, но не забивали плохой запах, что исходил от Черепа. Его бы вымыть сначала, мхом что ли обтереть. А потом уже вывести блох - и снова обтереть, чтобы не вонял. Так, что ли, это делается?
— Я хотела попросить тебя помочь. Послать кого из учеников за мышками, одной может и не хватить, — взгляд метнулся к серой фигуре подруги, в нем застыл вопрос - поможешь? Сивая не сомневалась, что воительница не откажет, но ей хотелось бы остаться наедине с Черепом и поговорить уже сейчас, в ближайшее время. Оставалось лишь надеяться, что все сложится лучшим образом, и Ручей не станет обижаться на попытки на время вытурить ее из целительской.
Она всегда может вернуться - в любое время.

"Так странно, что она пришла", - неожиданно подумал Череп, в очередной раз переводя взгляд с бездыханной синички на Ручей. "Будто других дел у неё нет. Я и не думал, что она зайдёт. Столько времени прошло".
Шея поворачивалась нехотя. Черепу показалось, что ещё немного, и она заскрипит, как сосна под порывом ветра.
"Они сказали, что Оцелоточка теперь предводительница? Глупая игра. Ей пришлось бы здорово потрепать Львёнка, чтобы он отказался..."
Черепушка попытался подняться с подстилки, но не смог. Тело казалось чужим. Он приложил лапу к морде, ощупывая её. "Какая ужасная морда. Старая, скуластая, косматая. А это что... блохи? Что случилось, пока я спал? Кто это сделал со мной? Надо позвать па... нет, я должен разобраться во всём сам. Может быть, со Львёнком тоже произошло что-то подобное. Недаром же он уступил Оцелоточке свою роль в их мышеголовых играх. Здесь точно что-то не так".
Оставив попытки подняться, Черепушка обвёл быстрым взглядом палатку. Шёрстка на его загривке едва не вздыбилась. "...что?! Это же не моя палатка. Какая вонючая... точно, это целительская. А кто эти..." - Черепушка столкнулся взглядом с Ручей и обомлел. Он никогда не видел, чтобы у взрослых был такой глубокий, чистый взгляд. Его крохотное сердечко забилось чаще, и он опустил взгляд. "Сколько же я проспал? Предки..."
Ко второй кошке Черепушка отнёсся спокойнее. Он сразу решил, что она целительница. С такой травмой не повоюешь. Дозорные точно не упустили бы лазутчика-калеку, значит, она своя. Но почему же он... почему не может встать? Откуда эта тяжесть в позвоночнике, гнущая его к земле? Черепушка никогда не чувствовал такого раньше.
-...с щукой ничего не сравнится, да, Череп? - этот голос резанул его по ушам, а затем глубже, в самую голову. Череп слегка прянул ухом. Его голова непроизвольно покачивалась на шее, и он опустил подбородок на крыло мёртвой птицы.
"У тебя осы в голове, Череп? Совсем забыл? Ты слегка простудился, и должен вернуться к воинским обязанностям как можно скорее. Вчера они умудрились затащить тебя обратно в палатку, но сегодня ты бодр, как молодая щучка, верно?"
- Нерест. Значит, сейчас сезон Юных Листьев. Долго же я тут провалялся. Надо рассказать Бурозвёзду, он будет счастлив узнать о том, что скоро у племени будет много еды.
Череп почувствовал умиротворение, теплом разливающееся по телу. Ручей обнадёжила его.
- Мы выловим самую большую щуку во всей реке. Бурозвёзд ещё пожалеет, что не отдал тебя мне в оруженосцы, - раньше Череп не хотел говорить этого, но тут слова вырвались сами и как-то слишком легко. - Я бы научил тебя своему лучшему удару. Помнишь экзамен перед посвящением? Дымка показала себя настоящей воительницей. Удивила меня. Тот удар, после которого ты упала в реку. Я учил её бить щуку этим ударом. Никогда бы не подумал, что она применит его в бою, - голос Черепа постепенно сменился негромким бормотанием. - Я думал, может прыгнуть за тобой в реку. Но он остановил меня. Одним взглядом. Дымка сама вытащила тебя.
Череп приподнял подбородок повыше.
- Готовь травы, Сивая, - с достоинством произнёс он. - В следующий раз я приду к тебе с ранами от щучьих зубов, - воин провёл лапой по щеке, показывая, где будет его рана. - И с уловом.
"Готовь травы? Я правда сказал готовить травы? Она ведь даже не целительница. Впрочем, при Клоповнике даже трухлявый пень может стать целителем".
- Хотя, нет. Не нужно трав. Будет достаточно чистой воды и мака.
И лишь теперь в его глазах загорелся живой огонёк. Он поедал Сивую взглядом, будто она должна была знать, где находятся запасы Клоповника. "Почему нет? Она должна быть частой посетительницей этой палатки".
Череп попытался встать с подстилки и замер. В его взгляде проявилось запоздалое изумление. На нём словно сидел вражеский воитель, пригибая его к земле. И Сивая, и Ручей... они выглядели взрослее, чем он их помнил.
"Я всё это сам придумал? Нужно поговорить с Бурозвёздом. Он поможет вытрясти дурь из головы. Не то, что этот... глупый папаша".
Череп снова опустил подбородок на крыло синицы и замер в таком положении, слегка прикрыв глаза.

Речная воительница, положив голову на спину взлохмаченного, приболевшего товарища, лежала, задумавшись о своем. Несмотря на болезненное состояние Черепа, серенькая все-таки ощущала в этой палатке какое-то спокойствие, умиротворение, словно само время текло здесь медленнее.
Как оказалось, для Черепа время и вовсе обернулось вспять.
Почти задремав, синеглазка где-то сквозь полудрему прислушалась к бормотанию соплеменника. Поначалу казалось, что он болтал обо всяком, пустое, как одно имя резануло уши: сначала Ручей была уверена, что имя отца показалось ей, но Череп упорно и очень убедительно продолжал о своем, и серенькая чуть отстранилась, обеспокоенно заглядывая в морду товарища.
— Мы выловим самую большую щуку во всей реке. Бурозвёзд ещё пожалеет, что не отдал тебя мне в оруженосцы, — неожиданно легко затараторил речной воитель, пока Ручей изумленно отводила уши назад - так, что аж мордашка округлилась. Переглянувшись с Сивой, она снова посмотрела на Черепа, пристально и удивленно.
— Я бы научил тебя своему лучшему удару. Помнишь экзамен перед посвящением? Дымка показала себя настоящей воительницей. Удивила меня. Тот удар, после которого ты упала в реку. Я учил её бить щуку этим ударом. Никогда бы не подумал, что она применит его в бою, — все тише говорил Череп, покуда Ручей невольно вспоминала ту показательную тренировку: Дымка действительно была на высоте. Сражаясь с сестрой в постановочном бою, синеглазка пропустила один мощный удар, сильный и точный, который впоследствии, много лун спустя, увидела у наставника сестры во время знаменитой охоты на щуку. — Я думал, может прыгнуть за тобой в реку. Но он остановил меня. Одним взглядом. Дымка сама вытащила тебя.
- Бурозвезд принимал правильные решения, - ровным голосом отозвалась кошка, приподнимаясь и настойчиво заглядывая в морду Черепа, близко-близко. Глаза воительницы смотрели серьезно и открыто, чтобы до соплеменника дошло.
- Он мертв уже много лун, - по словам, твердо произнесла Ручей, за недолгое время вспоминая двух любимых и погибших предводителей, - и Львинозвезд. Мертв. Поэтому поднимай свой хвост и займись делом, как все мы. Река должна оставаться сильной, Юные Листья на подходе, а ты - ты ли не та самая речная вода? - кошка прищурилась, взмахнув хвостом.
- Давай, просыпайся, отмерзай. Течение слишком сильное, чтобы просто так лежать здесь, - прилизывая колтуны на макушке Черепа почти с яростью, взволнованная Ручей пыталась привести кота в нормальный, рабочий, здоровый вид.
И пока Череп просыпался от своего забытья, серенькая, кивнув Сивой, послушно сбегала за мышкой, положив ту по возвращении под лапы новоиспеченной целительницы.
Синие глаза уставились на Черепа снова, и она настойчиво прищурилась.
- Еще раз. Предводительница - Созвездие. Ты - сильный воитель сильного племени. Там, - кивок на поляну, - тебя ждут. Хватит отлеживаться, - голос дрогнул от волнения, и у Ручей не получилось быть твердой до конца.
- Я права, Сивая?

Ручей была умница. Она не стала пугаться, по крайней мере, проявлять этого внешне., и повела себя крайне разумно. Она попробовала вернуть своего друга обратно в реальность — настойчиво, уверенно объясняя ему происходящее. Что уже давно погиб Бурозвезд и вслед за ним и Львинозвезд, и на месте главы теперь Созвездие, и что предводительницей стоит звать именно ее. И что ему пора сбросить с себя оковы льда, как скоро сбросит их река.
Кот совершенно осмысленным, своим старым взглядом посмотрел на Ручей, что не укрылось от внимания целительницы. Серая пыталась вылизать его кудлатую голову, но кот уверенно пресёк это полное заботы и попыток все уладить действие. Видимо, вновь почувствовал себя сильным и не нуждающимся в подобных жестах. Сивая слабо улыбнулась.
— Прекрати, — его голос принадлежал теперь этой реальности и был тверд. И ведь Ручей прекратила!
Подруга целительницы убежала за мышкой, о которой та просила. Все потихоньку уходило в сторону, причём в нужную сторону от того кризисного, проломного момента, что произошёл несколько минут назад. Сивая внутри тоже оттаивала, понимая, что наверняка самое страшное, что могло случиться, позади. Теперь у неё был точный план действий - вот и Череп пришёл в себя, и Ручей вернулась с мышью, даже ловить не пришлось, и положила ее на промерзлую землю.
— Вот спасибо, — тепло улыбнулась и подмигнула подруге целительница.
Череп ответил Ручей вместо неё, и это было хорошо. Ещё лучше было бы, если бы кот сейчас не пытался перенапрячь свой организм, но возможно, ему и правда стоило немного размяться. Он двигался тяжело, суставы наверняка ощущались как неповоротливые камни. Сивая непонаслышке знала о том, каким неподатливым может быть тело после травмы и долгой слабости - да и каким деревянным оно впринципе может быть. Покосившись на искалеченную лапу, она едва заметно качнула головой и тут же сморщилась от резкого звука: то воин вдарил лапой по ивовому корню, сбивая...наросшие когти?
— Мусоришь тут, значит, — притворно проворчала она, в душе радуясь за соплеменника. Вот только сказал он после совершеннейшую дурость.
— Череп, ты пока ещё не в состоянии сам избавиться от своих блох в реке, — твёрдо сообщила ему Сивая, хромая к выходу из палатки и готовясь, если что, всем своим телом воина на пути из неё остановить. — Посмотри, хоть ты уже ходишь, а не валяешься комком, но сил ещё мало.
Она принюхалась. От Черепа ещё исходил смрад болезни, но она знала, что в первую очередь его сила и настрой помогут выздороветь, а травы тому будут подспорьем. А у меня сейчас и трав-то толком нет, — мысленно развела лапами Сивая. Вспомнилось, как она сама сбегала из палатки, несмотря на запреты, и тренировала лапу, училась плавать, хотя была слаба. Клоповник тогда ругал ее, да и Щербатая тоже... Сивая злилась тогда. Сейчас же она поступала точно так же, как ее учителя. Возможно, пришло время как-то использовать опыт прошлого?
— Ладно. Я отпущу тебя к реке, но ненадолго. Только избавиться от блох и размяться. И только если с тобой будет Ручей — так мне будет спокойнее. 
Она внимательно взглянула на подругу, словно одним лишь взглядом наказывая ей надзирательствовать за Черепом изо всех сил.
— Заодно она расскажет тебе все-все последние новости, — уже менее уверенно продолжила целительница, отходя вглубь палатки на запах трав. Приятный жест Черепа, исполненный достоинства — отданная ей синица — не прошёл мимо и был отмечен улыбкой.
— Охотиться тебе ещё рано. Потерпи пару дней, наберись сил и окрепни, — голос ее стал глуше, Кошка зарылась в свертки трав — как их мало! Она выцепила одно маковое зернышко и бережно перенесла его на подсохший листик лопуха, вслед за ним отправились две вкуснопахнущие медовые соты. Помню, когда я была маленькая и кашляла, мне давали мёд. Он вроде как больше для горла и котят, которые не могут глотать горькое, но мне после него становилось словно легче. Может, и ему поможет?
Свернув лист, Сивая перетащила его к Черепу и оставила у его подстилки. Критичным взглядом окинув саму подстилку, поняла, что та никуда не годится. Вытащу и выкину сейчас этот рассадник болезни, а он займёт ещё на пару дней новую.
— Смотри, — негромко обратилась она к воину, подбородком указывая на мёд и мак. — Мёд можешь съесть сразу, он должен помочь и сделать тебя сильнее, — очень надеюсь, — А мак снимет боль, как ты хочешь. Но от него почти сразу захочется спать. Сильно. Если ты хочешь смыть блох — либо делай это после того, как съешь мак и поспишь, либо до этого. И обязательно не один. Либо Ручей и сейчас — либо потом и со мной.
Она очень надеялась, что он ее послушает. Авторитет целительницы был так себе пока что, но она надеялась на свою внутреннюю силу. Вдруг той хватало бы, чтобы убедить воина?

Заметив сомнения Сивой в его самочувствии, Череп скептически приподнял бровь. "За кого ты меня держишь? Пока я способен идти, я доберусь до реки".
В нём было больше силы, чем казалось на первый взгляд. Но дробящая боль в воспалённом хребте не давала ему выложиться как следует. Он слишком плохо обращался со своим телом все те полсотни лун, которые успел прожить. Застуженные суставы не хотели повиноваться ему. Но Череп и теперь не собирался их беречь, шатаясь по палатке и усердно, до хруста выгибая лапы. Он надеялся, что огненная боль, разливающаяся по ногам и плечам, согреет их и снова сделает боеспособными. Надеялся, что его разлад - дело времени, и скоро всё вернётся в норму. Похоже, он ожидал от себя слишком многого.
Сивая, всё же, смягчилась и сказала, что не будет против его похода к реке, но тут вступила Ручей. Череп посмотрел сначала на одну кошку, затем на другую. Неужели они решили, будто могут так легко помыкать им? Ему и Клоповник-то был не указ, а уж он когда-то имел звание опытного целителя. Череп знал, что если Сивая подкрепит свой приказ упоминанием о звании целителя, он будет вынужден подчиниться. Опыт общения с соплеменниками-лекарями у него был немалый, так что, он знал, что к каждому из них нужно найти свой подход. Особенно, если рассчитываешь получить от них мак.
Краем уха слушая впечатления Ручей от холодной речной воды и безуспешно пытаясь увернуться от её хвоста, Череп шатался по палатке. Вскоре стало понятно, что шатается он не просто так и его действия имеют смысл. Он подметал хвостом пол. Странная дисгармония проглядывалась в его движениях. Ноги дрожали, тело повиновалось неохотно, но хвост двигался ловко и осторожно, словно по речной воде. Очевидно, Череп сконцентрировался именно на управлении хвостом, чтобы неосторожным движением не взметнуть пыль в воздух. Дыхание вырывалось из его груди с болезненным хрипом, который он тут же душил в себе.
Череп выбрал уборку в качестве разминки. Один неверный взмах, и Ручей с Сивой будут дышать пылью. На охоте неправильное движение может стоить добычи. Поэтому речной воин не мог позволить себе ошибку. Он смёл в одну кучку пыль, кусочки собственных когтей, рыбьи чешуйки от прошлых трапез, крошки сушеных трав и прочую чепуху, и финальным взмахом вышвырнул это всё вон из палатки.
Подойдя к Сивой, Череп взглянул на то, что она ему предложила. Сердце охотно заколотилось, отдавая в виски, когда он увидел маковое зерно. Челюсти застыли, как скованные. Он даже выслушал пояснения Сивой насчёт мака и мёда без каких-либо комментариев. За свою жизнь Череп поглотил столько мака, что слова про сонливость были для него пустым звуком. Он чувствовал себя драной псиной, которой двуногий протягивает кусок еды и заботливо просит есть помедленнее, чтобы не подавился. И, подобно той самой псине, Череп осторожно склонился и принюхался к липкому медовому комку. Нижними клыками он зацепил сладкий кусок, наколол на верхние и принялся жевать. "Необычный вкус", - подумал кот, проглатывая сладость. В детстве он никогда не ныл, если требовалось проглотить горькие травы, а потому никто на него не переводил мёд. Странным взглядом посмотрев на Сивую, Череп слизнул маковое зёрнышко. Он знал, что мак быстро притупит боль. А с сонливостью всегда боролся речной водой. Когда холод пронзает всё тело, а сердце оголтело бьётся, едва не вылетая из глотки, заснуть не так просто.
- Либо Ручей и сейчас - либо потом и со мной? - Череп мрачно усмехнулся. - Я выбираю сейчас и со мной, - он ткнул себя в грудь когтём. - К тому же, Ручей от холода боится нос из лагеря высунуть, сама видишь.
Он краем глаза зацепил фигуру серошкурой воительницы, и в его взгляде блеснул тот самый безрассудный "маковый" огонёк. Теперь стоило действовать без промедления. Череп подошёл ещё на шаг ближе к Сивой и заглянул ей прямо в глаза. Он и не замечал раньше, какой у них загадочный цвет. Прибрежный камыш в тумане, последний лист осоки, затерявшийся в сером утре сезона Листопада.
- Я вернусь, - с угрюмой решимостью сказал он.
Ещё бы Череп не вернулся после того, как Сивая "прикормила" его маком. Он свернул свою старую подстилку в тугой, плотный комок, и, взяв её, шатнулся в сторону выхода из палатки. Боль понемногу начинала отступать, но его всё ещё заносило при резких движениях.
Он посмотрел на Ручей так, будто это она только что валялась на подстилке, как сушеное чучело. "Я ошибся. Ты всё ещё способна быть моим охотничьим соперником", - мысленно сказал Череп и пересёк порог.
--> речной берег

► главная поляна

Оглядываясь на ходу, она проследила, чтобы Ракушку соплеменники перенесли и аккуратно уложили на свежую моховую подстилку в ее пещере. Внутри сильно пахло травами, запах болезни тоже еще не уходил - Карпозуб вон должен был лежать и залечивать раны, а вместо того все же выбрался на поляну, несмотря на запрет. Это Сивая уже сейчас сообразила, чуть погодя вспомнив, что видела своего подопечного снаружи. Сил выбираться за ним и ругаться сейчас уже не было - в первую очередь нужно попытаться помочь тому, кто сейчас в помощи нуждается больше всего.
Бедняжка, но ты все еще жива и умирать не собираешься. Это главное, - она сочувственно вздохнула, присев рядом с бессознательным тельцем ученицы. Бока вздымались еле-еле, но сердце, ровно стучащее, серая расслышала, и дыхание тоже не прерывалось. Это не могло не радовать.
Осмотрев Ракушку, целительница быстро поняла, что с той случилось. На виске запеклась кровь, ранка только начала затягиваться и выглядела неопасно, но Сивая знала, что именно такие удары, именно в эту часть головы, могут быть смертельно опасными.
— Тебе невероятно повезло, знаешь? Я расскажу тебе об этом, как очнешься, — мяукнула серая, слизывая кровь и открывая для себя область ранения, чтобы его обработать. Уже начал появляться отек, так что следовало как можно скорее предотвратить его увеличение - этого еще не хватало!
Из оставшихся ягод ежевики она размолола кашицу, пусть и неприглядного вида - особенно на светлой шерсти - но необходимой для снятия опухоли на виске.  Туда же добавила едких на вкус ноготков календулы, чтобы сама ранка стянулась побыстрее. Это должно было облегчить состояние кошечки и помочь ей очнуться. Насильно приводить ее в сознание было опасно - кто знает, каковы последствия удара. Их лучше было переждать так, тем более дышала ученица ровно. Постояв над ней и потерявшись где-то в своих мыслях, Сивая очнулась от легкого прохладного ветерка, гулявшего у входа в пещеру и, видимо, решившего заглянуть на мгновение.
— Так, а Ясенница где? Я просила же ее зайти... И Карпозуб не вернулся еще, вот же... речные.
Кошка сердито тряхнула головой, но не пошла за ними. Бегать туда-сюда она устала - вот сейчас приляжет на свою подстилку и подождет их недолго, а уж если не вернутся и на этот раз, то там уж сами предки велели возмущаться. Вот только не рассчитала целительница своих сил и усталости, и стоило ей только прилечь, как все тяготы прошедших дней дали о себе знать, и она провалилась в глубокий сон без сновидений до самого рассвета.

Отредактировано Сивая (04.07.2019 13:00:21)