разрыв-лоу
Если ещё с ранней зимы какая-то сухая ветка окажется замкнутой во льду, то с течением каждого нового холодного дня лёд будет сжимать и сжимать эту ветку день за днём всё сильнее, пока та не треснет окончательно. Впрочем, большой разницы это не делает: если бы ветка и могла что-то понимать, то сделала бы это ровно в тот момент, когда только-только свалилась с дерева.
Отчего-то именно веткой. упавшей с дерева, Медведица и ощущала себя уже довольно долгое последнее время, хоть и искренне не понимала, как это её дерево может начать высыхать? С её жизнью не случилось ничего такого, что досталось многим-многим её соплеменникам за последние дни: ей не пришлось, как Оцелотке, перенимать должность предводителя на себя, ей не пришлось, как Ручей, похоронить свою любовь та-ак рано, ей не пришлось, как Ласке, остаться без своих котят и есть, не зная, живы они вообще или нет... Совершенно ничего из этого не выпало на долю нашей героине, и ей было даже стыдно за свою подавленность и бессилие на ровном месте тогда, когда со всей тяжестью гнёта обстоятельств другие продолжают браво смотреть в своё и общее будущее. Медведица была способна начать себя ненавидеть за то, что с ней не случалось никакого горя, и ей была дана возможность проводить дни в относительной безмятежности.
Ощущение отчуждённости от общих страданий не давало ей покоя так, словно и она не совсем здорова. Вспоминая, рисуя в воображении глаза Ласки, пусто глядящие в несуществующий пласт пространства перед собой, и редко, чаще всего - только в сумерках или в минуты ещё не самого ясного пробуждения, они (глаза Ласки) вспоминались сами собой, и с самого-самого их дна, холодного и светлого дна, едва ли не глядело отражение чьих-то знакомых, насыщенно-зелёных, словно трава в середине лета, радужек. Каждый раз Медведица силилась вспомнить, кому же они, такие знакомые, принадлежали, но всякий раз, добираясь до своего разума и естественного вывода, отметала прочь подобные догадки, и отвлекалась на что-то другое.
Чтобы меньше морд вокруг было свидетелями поисков страданий Медведицы, на какое-то время кошка попыталась скрыться от посторонних глаз, ну, или хотя бы от части. Несмотря на то, что так было едва ли не принято, серо-белая была почти что равнодушна к воде, и места, где нет ни ручья, ни берега, её не смущали. Большинство же речных котов, наоборот, предпочло бы остаться ближе к воде, так что тут, в зарослях орушеника, вероятности увидеть кого другого было мало: ни одного ручья и даже крупной лужи тут вокруг не было. Не было и ветра. по обыкновению сильно дувшего с больших водоёмов, и кошка даже чувствовала какое-то время себя тут уютно, сопровождаемая только редкими-редкими птицами в верхушках деревьев, которые каждый раз, пролетая мимо, давали о себе знать коротким щебетанием и шумными взмахами крыльев средь тихого орешника. Медведица не забивалась в углы или норы, а молча прогуливалась местами, которые нельзя было назвать и тропинками, с надеждой и на дальнейшее уединение. Только вот какое-то тревожно нараставшее предчувствие говорило о том, что скоро её покой всё-таки нарушат.

Буран был встревожен, и черт знает, зачем пошёл за соплеменницей, медленно углубляясь в лес, взрыхляя лапами мокрый снег, преследуемый гнетущими подозрениями и редкими порывами студёного ветра в спину. Каждый шаг неизменно сопровождался тяжёлым дыханием и напряжением в мышцах, но это нисколько не умаляло его решительность, а, напротив, распаляло каждый раз, когда он пытался перетасовать в голове все известные им доселе факты, ища недостающие звена. Потому что это было важно. Потому что это напоминало ему о том, ради чего он всё это делает, ради чего существует. Сколько бы раз Речное племя ни заставали в пучине хаоса, на грани разорения их священного единства, они всегда зализывали свои раны — значит будут делать это и впредь. Страшнее только, когда рушится основа, а раны, не успев зажить, начинают  гноиться.

Но избавиться от подозрений о возможном затевающемся за их спиной бунте было трудней, чем смириться с неизбежностью внешней войны. Внутренне замерев, глашатай с каким-то нестерпимым ощущением следовал по запаху молодой воительницы, вскоре различив в воздухе и другой, малой частью себя словно готовясь к самому худшему, пока голос подсознания иронично над ним подначивал: какой степени в тебе успела достичь паранойя? Каким будет твоё разочарование, если ты узнаешь, что Ручей в этом замешана? И тут же мимолётное, будто удар под дых: своими действиями ты сам этого добиваешься.

Отдалённое эхо доносящихся голосов заставило его резко остановиться, несколько мгновений позволяя лишним эмоциям усмирить свою бешенную пляску, и тут же сорваться с места, вероломно раздвигая широкими плечами колкие плети, прежде чем воительницы его обнаружат.

— Надеюсь, ваши секреты стоят того, чтобы ослушаться приказа Созвездия и покинуть лагерь в одиночку, — глухо отозвался он, пристальным взглядом осматривая обеих кошек, сам того замечая, глядя на них, словно на подлых нарушительниц. Твоих ожиданий.  Недобро сверкнули янтарные глаза, напряглись плечи под обвисшей от усталости шкурой — в нем на мгновение проснулось давно заглушенное, жестокое, полагавшее, что присутствия глашатая и молчаливого настроя будет достаточно, чтобы закончить их переговоры, какой бы характер они не несли.

— Медведица, для тебя есть дела в лагере. Присмотри за Лаской и котятами, пока патрули не вернулись с границ, — возвращая себе многозначительное спокойствие, Буран уверенно приосанился, но словно намерено избегая прямого взгляда, пока тот не коснулся синеглазой мордашки, обжигая непривычным холодом: об этом он потом пожалеет. — мне нужна твоя помощь.

И правда, разве Медведица когда-то злилась?
Заурчав в ответ, кошечка ласково боднула подругу в плечо, прилизывая шерсть на косматом затылке. Тогда, в самый тяжелый момент своей недолгой жизни, синеглазка испытала гамму эмоций, которую не пожелала бы и врагу. Нельзя винить Ручей в том, как тяжело и почти неудачно удалось ей справиться с потерей близкого, но Медведица умело держала дистанцию, давая серенькой самой придти к тому, чтобы жить дальше.
И, конечно, чтобы извиниться.
- Представляешь, по пути упустила хорошего такого воробья, - раздосадованно мяукнула воительница, разминая чуть промерзшие от талого снега лапы. Ручей предвкушала добрую охоту, а им, речным воительницам, не в привычку было парно охотиться на наземную дичь. Серенькая заметно воодушевилась:
- Давай поймаем что-нибудь покрупнее. Уверена, утки уже могли вернуться, и пока лед на реке окончательно не растопило, надо попробовать их погонять. Ух, что угодно отдала бы сейчас за хорошую, жирную плотвичку! - жмурясь, размечаталась Ручей, с удовольствием ощущая, что на улице хоть и было холодно, но мороз уже не кусал за шкурку и нос, оставляя надежду на то, что совсем скоро от снега не останется и следа на долгое, долгое время.
- Кстати, пока ты ушла, вернулись котята! Созвездие с патрулем привела, все трое крепыши такие, скоро посвятят, хвост даю. А еще она сказала, чтобы мы поодиночке не выходили, так что...
Треск кустов и липко осыпающийся на землю, влажный снег. Резковато развернувшись и с ёкнувшим - от страха, что ли? - сердцем узнав Бурана, Ручей отвела уши назад и краем глаза переглянулась с Медведицей.
Бывший наставник даже для себя выглядел не в лучшем настроении, не забыв напомнить молоденьким воительницам, в чем они облажались.
— Надеюсь, ваши секреты стоят того, чтобы ослушаться приказа Созвездия и покинуть лагерь в одиночку, — глухо отозвался глашатай, тяжелым взглядом награждая то Ручей, то Медведицу. Зная, что в этой ситуации лучше всего промолчать, серенькая пошевелила желваками и напряженно дернула хвостом.
— Медведица, для тебя есть дела в лагере. Присмотри за Лаской и котятами, пока патрули не вернулись с границ, — словно замедленно наблюдая за уходящей Медведицей, Ручей незаметно сглотнула. Её домыслы и разговоры с духом почившего предводителя не должны были так вот быстро преобразоваться в жизнь, и поймать на себе пристальный взгляд бывшего наставника оказалось неожиданно неспокойным. — мне нужна твоя помощь.
- Как скажешь, - по привычке послушно кивнув, вскоре за подругой так же отозвалась Ручей, делая мелкий скрипучий шаг на талый снег.
- Что-то произошло?

Чувствуя, как нарастающее напряжение сковывает лапы, серенькая с нескрываемой неловкостью отвела уши назад поплотнее и посмотрела куда угодно, только бы не на хмурое - все равно смотришь, да? - скованное лицо Бурана. Серебристо-серый здоровяк тяжелым взглядом проводил Медведицу, и волнение подступило к самому горлу молоденькой воительницы.
Едва в голову пришла мысль, что в лагере могло что-то случиться, Ручей уставилась на бывшего наставника во все глаза, медленно подступая на шажок вперед.
Нет, ну серьезно, что произошло такого в палатке Созвездия, что серый ушел туда в хорошем настроении, а вернулся...
- Ты выглядишь как хмурая туча, - не сдержавшись, выдала кошечка, поджимая губы.
— В этом лесу уже давно черт знает что происходит, — стиснул челюсти Буран, заставляя воительницу с нескрываемым недоумением медленно осесть на землю, предварительно счистив хвостом талый снег. — прости.
- Да скажи ты что случилось, - дрогнув на последних нотах, голос кошечки выдавал нарастающую панику. Это к чему он ведет?
- В лесу всегда творилась какая-то звездоцаповщина, сколько я себя помню и задолго до нашего рождения, - повела плечиком Ручей.
— Я не жду понимания, и вряд ли этому есть достойное оправдание. Но я надеялся, что с возращением котят что-то изменится. Думал, придёт облегчение, но вместо этого меня преследуют чертова паранойя, что.. — кот запнулся, а Ручей, огорченно выдохнув, подсела ближе, — я ошибся.
- Ну конечно не изменится! - в сердцах выпалила кошечка. - Котята принесли счастье нашему племени, но в лесу осталась зараза, которая их выкрала! Звездопад ли, или еще кто - конечно, осталась, ну чего ты ожидал? - бухнувшись щекой о плечо соплеменника, сердито засопела воительница, обнимая себя хвостом.
- Вы с Созвездием должны сплотить племя, - неудобно уперевшись щекой о выступающую плечевую кость кота, буркнула Ручей, глядя в никуда, - потому что очень многие не простят гибель предводителя. И я никогда не прощу, хоть и послушаюсь вашего решения. Не думай, что там в лесу, пока оберегаешь внутрянку племени.

- Что сразу войной? - неожиданно для себя ощетинилась Ручей, обиженно отстраняясь от плеча наставника. Смело заглядывая в широкую, мужественную морду, кошечка смешно поджала губы и насупилась как обиженный бурундук.
Нет, на самом деле, Ручей действительно была чуток взбешена.
- Что ты, что Созвездие, ну честное слово! - забавно встопоршившаяся короткая шерстка на загривке выдавала самый боевой настрой своей обладательницы.
- Да, я виню племя Ветра и Звездопада в частности, потому что Крестовник хоть и балабол, но воспитывался бравым воителем, и знает цену слова! Да, я не смогла бы, как вы двое, вот так вот холодно включить мозги и подумать, потому что когти чешутся до сих пор - и именно поэтому ты и Созвездие во главе Речного племени, так подберите хвосты и делайте, как считаете нужным, - тяжело дыша, фыркнула Ручей, замедляя темп. Осознав, на кого она сейчас похожа, серенькая подняла уши в исходное положение и медленно осела.
Кажется, Буран поспешил, сказав, что она неплохо держится для своего возраста, и Ручей невесело ухмыльнулась.
— И мне это нравится.
Выбрав удачный момент, чтобы отвернуться и глянуть куда-то в сторону, серенькая поежилась и нервно улыбнулась.
Страшно, на самом деле, искать какую-то грань, которую ты почти переступила: где закончился наставник и внезапно, нежданно появился тот, другой, сильный и мужественный, с детства внушавший лишь благоговение и покорность?
С каких вообще пор Ручей хоть на мгновение додумалась глянуть на него иначе?
А еще был тот. Другой. В первоцветах, и талом снеге, и скрипучей коре орешника.
И страшное чувство вины, вступившее в нехилую борьбу с ускоренным сердцебиением.

Неловко было. Буран смотрел на нее, и Ручей каким-то потаенным, женским нутром улавливала другие, незнакомые проблески в глазах кота, который вырастил её и воспитал. Нависая сильной, мужественной тенью, серебристый здоровяк молчал на ее эмоциональные всплески, и Ручей была достаточно умна, чтобы успокоиться в кратчайшие сроки.
Скосив глаза на бывшего наставника, серенькая с задумчиво, со слегка приоткрытым ртом нашла в себе силы посмотреть на него и... страшно, несправедливо сравнить.
Нельзя отрицать, что Львинозвезд всегда будет в её сердце. Яркий проблеск, золотистый, горящий луч концентрированного солнечного света, он короткой вспышкой пронесся на ее небосводе, как комета... погаснув несправедливо скоро. И Ручей всегда будет помнить о нем, всегда оставит в своем сердце, но... можно ли смотреть в след угасшему хвосту некогда великолепного, озаряющего светила?
Взгляд скользнул по широкой груди Бурана. Разве был кто-то ближе, чем он? Воспитавший, прививший ей законы и принципы, научивший ее не только выживать, но и жить по совести, он был сейчас здесь, возвышался гранитной скалой, и, облизнув сухие губы мимолетным движением, серенькая задумалась, такая ли у него холодная шерсть наощупь?..
Дурочка, знаешь ведь, что нет.
Рваным движением дернув взгляд выше, на сурово очерченную морду, Ручей едва не попятилась, почувствовав, как внутри что-то оборвалось, потянуло вниз.
— И мне это нужно. Ты нужна.
Найдя в себе силы не сорваться, воительница была готова разорваться от избытка эмоций. Львинозвезд и его образ, преследовавший серенькую чувством вины и несправедливости случившегося, болезненным "а что, если?" - это было больно, и Ручей все же не готова была его отпустить.
Но она пообещала себе и ему - в звездах, первоцветах и первых теплых ветрах - что будет жить счастливо, и что даже однажды станет матерью.
— К черту все сомнения, Ручей, — расправил плечи Буран, заставляя воительницу трепетать от осознания и силы момента происходящего,  — какие бы испытания не выпали на нашу завтрашнюю долю, нам не дано видеть будущее, но я точно знаю, что в своём хочу видеть тебя, — нервно переступив с лапы на лапу, кошечка жадно ловила взглядом каждое слово соплеменника, не зная, куда себя деть.
Это правильно?
Или неправильно?
Ты простишь меня, Львинозвезд?..
—  Но прежде я должен услышать, что и ты этого хочешь.
Кто бы только знал, насколько тяжело дается второй шанс. Первая ставка на любовь прогорела и ушла судьбоносной вспышкой, оставив боль и горечь утраты. Она смотрела на него, на Бурана, не менее могучего и благородного, нежели павший предводитель, и недоумевала: не может ведь судьба забрать у меня и его тоже?
Тихонько, судорожно выдохнув, Ручей коротким рваным шажком ступила к воителю и медленно, не закрывая в истоме глаз, прижалась щекой к густой, теплой шерсти на груди. Она прислушивалась к себе и своим ощущениям, мазнув синим взглядом по облачному небу.
Я еще могу быть счастлива.
И, неуклюже поежившись, Ручей наконец прикрыла глаза, растворяясь щекой в серебристой шерсти.

Ручей глухо мурлыкнула, укутавшись в мех на загривке бывшего наставника. Прищуренные, недоуменно-счастливые глаза выглядывали из серебристо-серого меха, и воительница, чувствуя напор Бурана... засмеялась.
Сначала тихонько, а после - увереннее. Она усмехалась происходящему, смелее прижимаясь к груди соплеменника и полноценно ощущая непривычную близость. Никогда прежде серенькая не чувствовала объятий кота, который её любит.
- Буран, - раздалось снизу, и кошечка выглянула на серебристого кота из вороха его густой шерсти, - это кто бы мог подумать, а? - не унималась Ручей, улыбаясь взволнованно и неожиданно счастливо. Ветерок, приятно-прохладный, овевал короткую бархатную шерстку, и она урчала смелее и более явно, делясь накатывающим счастьем.
- Ну, кроме Ракушки, разумеется, - снова порывисто прижимаясь щекой к шее бывшего наставника, не удержалась от смешка синеглазка, жмурясь.
- А как мы... а что дальше? А... а, да ладно, - отмахнувшись от ожидаемых вопросов, серенькая переплела хвост с роскошным веером Бурана.
- Ты же понимаешь, - в голосе промелькнули привычные нотки с хитрецой, и кошечка скосила глаза выше, на Бурана, - что все будут судачить?

Синеглазка улыбалась, смелее кутаясь в серую шерсть бывшего наставника. Именно сейчас, очень-очень некстати, вспоминались луны обучения, когда она, маленькая, пухленькая и смешная, изо всех сил старалась не столько слушаться, сколько подражать могучему, великолепному Бурану.
И вот - пожалуйста. Теперь она, такая же маленькая в сравнении с ним, но в то же время юная и сияющая, кутается в его мех, наслаждаясь близостью и беспрекословной заботой великана. Запрокидывая голову, чтобы лишний раз взглянуть в глаза самца и лишний раз прочитать хоть какую-нибудь эмоцию, раскрывающую его все больше и больше, Ручей не сдерживала улыбки-усмешки-смеха, ощущая себя неприлично, неуместно счастливой.
— О том, что тебе удалось обуздать одного из самых холодных и угрюмых воинов племени? Или что сам глашатай не устоял перед молоденькой воительницей? — усмехнулся кот, и Ручей с глухим урчанием подалась щекой к его щеке, жмурясь от осознания правильной близости,  — пусть судачат. Думаю, с такими слухами я готов смириться, — тихо пробросил он и выпрямился, встречая мягкий, почти гордый взгляд синеглазки.
Она просто не давала себе вспоминать самое больное в этот момент.
С другой стороны... была еще она. Кошка, некогда подарившая Бурану уже взрослых котят-воителей, и осознание этого чуток притупило безговорочное счастье дымчатой кошечки. А как ее примут дети глашатая? А как отреагирует мать его котят?..
— Я рядом. Разве что-то ещё важно? — словно услыхав тревожные мысли, занимавшие его бывшую ученицу, пробасил Буран, заставляя кошечку с сомнением, а после покорно кивнуть ему. За ушком щекотнуло: маленький, едва-едва прокнлюнувшийся первоцвет был полон надежды на светлое будущее, и кошечка подалась плечом к плечу бывшего наставника, а теперь... друга.
И этот цветок как бельмо будет привлекать внимание соплеменников.
А и... пусть.
И, размышляя об этом, серенькая едва не споткнулась от мысли: вот, кто сможет стать отцом ее котят.
Вздрогнув и скосив глаза на бывшего наставника, Ручей взглянула на него с особым трепетом и благоговением.
— Как давно ты видела Вербу? Похоже, одной пропажей Речному племени не обойтись.
Вербу?
Кошечка с плохо скрытым угрызением совести поджала уши. В последнее время участливой Ручей совершенно ни до чего не было дела, и Верба... предки, а ведь и правда?
- Я не... очень, очень давно, - помотав головой и смахнув пелену влюбленности, выдала кошечка, ступая лапа-в-лапу за соплеменником.

----> За Бураном

<------- Лагерь
[indent] Они отошли достаточно далеко от лагеря. Здесь, в лесной глуши, было так спокойно, и перемена настроения в лучшую сторону не заставила себя долго ждать. Тихо шагая по опавшим листьям, ловя взглядом порывы ветра, срывающие с деревьев цвет, кружа его в причудливых завитках, Крылатка думала о своём. Она обнаружила спокойствие, будучи рядом с наставницей. Хороший зак для начала. Можно просто идти в тишине и не испытывать по этому поводу неудобств, пока не начнётся тренировка, несомненно.
- Думаю, с прошлым наставником ты успела многому научиться?
Поинтересовалась Краснопёрка, на что белая слабо мяукнула. Не так уж и многому, признаться. Слишком быстро он ушел, а до этого еще много страдал. Конечно, ученица о нём очень беспокоилась, но, быть может это довольно эгоистично, в то же время была очень раздосадована отсутствием возможности научиться чему-то большему.
- Да, границы мы успели обойти пару раз. А вода мне нравится с детства, было не слишком сложно понять, как можно на ней удержаться. К сожалению, этого недостаточно, чтобы считаться хорошим учеником. Я много пыталась рыбачить сама. Успех довольно переменчив. С охотой на грызунов ситуация похожая, но все это много лучше, чем мой опыт в боевых тренировках и в принципе предрасположенность к ним.
Они остановились, и Крылатка почувствовала недовольство собой. Как хотелось сказать, что племя может положиться на нее в предстоящую пору голых деревьев, что она будет сражаться из последних сил, если потребуется. Однако до всего этого кошке не хватало или уверенности, или умений, или того и другого. Порой самое ужасное - хотеть помочь, но не мочь.
Краснопёрка же, казалось, не видела в ней ту обузу, какой была белоснежка в своих глазах. Она напомнила ученице о том, какова настоящая важность церемонии посвящения в ученики, точнее в ученики Речного племени. И за потоком ее речи кошка разглядела главное - наставница не относилась к тем, кто по её словам "судил поверхностно".
- Я понимаю их опасения, но не понимаю, почему каждый одиночка или домашний обязательно должен быть жестоким и беспощадным врагом. Кто-то даже не знает о племенах. ..Это ведь не твоя вина, если ты родился не в племени, даже если ты желал бы того в настоящем.
Она опустила голову, обдумывая, стоило ли ей это говорить.
- Я безмерно благодарна Речному племени. Если бы не оно, я бы не стояла здесь и, возможно, уже давно бы не стояла на земле в принципе.
Когда я впервые здесь оказалась, когда поняла, как тут всё устроена, я была поражена слаженной работе всех котов от мала до велика. Вы заботитесь друг о друге, выживаете вместе, как настоящая большая семья. Я не могла и надеяться, что однажды мне разрешат здесь остаться, стать частью единого организма. И, конечно, мне здесь очень нравится. - Она тепло улыбнулась, с зардевшими щеками ковыряя когтем землю. - И, конечно, у меня появились друзья. Ручей, Крестовник, Серебряк и многие другие, без поддержки которых я не представляю, как бы жила.
Она чуть-чуть помолчала, кажется, нужно было ответить ещё на один вопрос.
- В племени есть множество хороших котов, но я как-то не думала об этом. Когда мой бывший наставник попал в целительскую, единственное,
что меня беспокоило, это как бы его поддержать и не стать для племени тяжелым бременем.