У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается
Masterpiece Theatre III
Marianas Trench

коты-воители. последнее пристанище

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



time stands still

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

in the crowd alone, and every second passing, reminds me i'm not home
// nothing but time to kill, or..?

http://funkyimg.com/i/2MBRR.png

http://funkyimg.com/i/2MBRS.png

палатка целителя & вечереет————————————————————————————————завтра, в то же время. // расскажи мне всё - я ждала.

+2

2

[indent] Вина адовым пламенем жжется, бьётся в груди, под сердце подстраиваясь, а ведь тому и без вины несладко приходится все эти тревоги и метания душевные в одиночку вывозить.

[indent] Птица поймана, в зубах качается - ученик за крыло ту держит, что бы случайно не воспрянула и не ударила по носу, как это обычно случается (черт знает, что в голове у этих мертвых, надо быть на чеку). Он отмолил ее перед всеми богами своими, готов был сквозь землю провалиться после осознания - вот он, теперь убивает, не по чужому указу, а сам. Вроде как во имя блага, а вроде как и нет - ведь в одной птице всего доля жизни кошки содержится и целая одна жизнь самой птицы. Вот и выбирай сухими счислениями, что в этом мире хорошо, а что не очень.

[indent] Но вина считать не умеет, вине хоть одну, хоть сотню подавай - все равно не успокоится, пока кто-то нужные слова не скажет и глазами добрыми в самую душу не заглянет.

[indent] В палатке тепло и уютно, целитель всегда умел создавать для больных самые благоприятные условия. Ученик входит тихо, видит, что место сном занавешено. Его задача проста - воробья положить, да перьями упавшими обложить, чтобы красиво и приятно глазу было. Ведь воробушек на самом деле не очень большой, но Горелый правда старался, не просто так от нечего делать когти в плоть живую вонзал, а значит постарается и показать в этом всю заботу и трепетность свою.

[indent] А потом она глаза открывает - видно, учуяла, по шагам распознала. Горелый все свои церемонии тут же кидает, когда снова глаза эти видит - вина разрастается, все сердце собой окутывает, стучит до горла самого. Горелый /счастливый/ у лап птицу кидает, утыкается в рыжее плечо, жмурится от запаха всех этих трав вперемешку с кровью - не должно было такого случиться, только не с ней.

[indent] — Прости меня, Опалённая, прости за Совет. Тот Вяхирь — он такой жуткий, я как увидел его рядом с тобой, так сразу страшные вещи представились. Точно с темными силами водится. Еще этот рассказ от Малины. Я больше так не буду, правда, назло буду стоять на месте и виду не подавать. Только убить себя не дай.

[indent] - А это тебе, - двигает птицу ближе, перья по бокам все же быстро для вида раскладывает (как будто бы таким образом трапеза сразу приятнее станет). Сам он рядом садится, словно убедиться хочет, что его простили и воробей его на самом деле съедобный, и что Опалённая действительно идет на поправку, и чужие голоса в лагере ему об этом не наврали.

Отредактировано Горелый (31.10.2018 20:22:32)

+1

3

[indent] Боль. Она обвивается вокруг глотки колючим тёрном, разрезает плоть, душит, перекрывая доступ к кислороду, и заставляет в мыслях ко всех богам-предкам обращаться в молитве: пожалуйста, пусть всё обойдётся. Опалённая смерти не боится - давно научилась принимать её как должное, неизбежное, но уходить сейчас никак не хочет [не может]. Столько всего ещё не сделано, столько не сказано, и так мало пути пройдено; у неё ведь всё ещё впереди. Разве может она отправиться в невиданную звёздную страну сейчас? Разве может позволить себе уйти раз и навсегда, чтобы за всеми с высоты наблюдать неустанным взором? Нет, нетнетнет, ещё рано.
[indent] [ закрой глаза, тебе станет легче. ]
         такая лёгкость ей не нужна.
[indent] Уж лучше бороться. Всю жизнь прожить в битве-борьбе-сражении; с собой, миром, другими - не важно. Чувствовать огненную ярость в груди и живое сердце, трудиться, лапы в кровь сбивая, и побеждать, чтобы двигаться вперёд. Ни на секунду не останавливаться, ступать всё дальше, вглубь тех неизведанных пока ещё дебрей, навстречу новому, пугающему, но такому манящему будущему, но не погрузиться в вечную темноту-пустоту, оказавшись навсегда в забвении. К такому она не готова. Такого она не может себе позволить.
[indent] Сквозь полусон слышит шёпот Бабочки, какой-то невнятный ответ Ореха и с большим трудом глаза открывает, пытаясь замыленную картинку уходящих целителей собрать во что-то более чёткое и понятное, фокусируя расплывчатые пятна вокруг себя. Ей уже не так тяжело, в чём-то даже лучше, но всё ещё не достаточно: кожа на загривке пульсирует, тянет, ноет, просто болит, словно её до сих пор барсучиха в челюстях сжимает, и Опалённая поджимает чёрные губы, превращая их в тонкую кривую линию. Больно, но терпимо. Не настолько, как возможная смерть соплеменника, не успей она вовремя кинуться наперерез. И тут же словно пытаясь удостовериться в своих мыслях рыщет глазами по палатке, натыкаясь на бурую шерсть. Хвала небесам, живой. О большем Опалённая и просить не могла. Какое облегчение.
[indent] Она сверлит кошачью фигуру долгим пронзительным взглядом, и в нём волнами расходится то ли раскаяние, то ли, кажется, счастье [всё вместе]. Смотрит неотрывно, не моргает, и сознание дровами в костёр воспоминания-картинки подкидывает - на-ка, глянь, и не вздумай забыть, милая, потушить всё равно не выйдет. Будет тебе уроком. И каждая мелкая рваная рана, каждый миллиметр порванной телесности будет тебе воспоминанием; на теле его и теле собственном // своего шрама она ведь увидеть не сможет, но это чувство не вытравит из памяти никогда.
                  ещё пара минут отдыха.
             всего пара.
                         и голова ложится на лапы, пока веки светлые глаза прячут.
[indent] Шаги со стороны входа очень тихие, но какие-то уверенные - своему обладателю совсем не подходящие. Опалённая слышит шевеление, слышит биение чужого сердца и чувствует запах крови, но на этот раз не своей и не кошачьей вовсе. С какой-то усталостью выпрямляет шею и тут же упирается взглядом в чёрную фигуру - в темноте палатке она почти сливается. Не успевает и слова сказать, как тень тут же к ней бросается: зарывается носом в крапчатую шерсть, мурлычет что-то ласковое, прощения просит, а Опалённая лишь глядит сквозь полуприкрытые глаза и в мыслях теряется - ей бы простить его, забыть о том глупом и неважной сейчас исчезновении, не обращать внимания на всякую оплошность, но ведь ему храбрее быть нужно. Взрослее. И собственная слабость превращается в желание кого-то другого сильнее сделать.
[indent] - Я понимаю, - и через короткую паузу добавляет: - но таких, как Вяхирь, не нужно бояться. Нужно стремиться стать смелее, - глаза на воробья переводит и улыбается уголками губ - всё-таки он справился. Не обманул-не подвёл, действительно принёс, через себя переступая, и становясь, наконец, кем-то другим. Кем-то лучшим. - и у тебя уже получается. Спасибо, - тихо шепчет, придвигая птицу чуть ближе, но пока оставляет лежать возле лап; есть ей почти не хочется, не то, что пить. Смотрит на разложенные перья, соединяет непрерывной линией, беззвучно усмехается в мыслях и облизывается. Читает в его глазах немые вопросы [ожидаемые и банальные], и как-то само собой вырывается: - всё будет в порядке. У нас обоих, - будь в ней чуточку больше сил - обязательно коснулась бы носом его макушки для пущей уверенности, но пока лишь голову на бок склоняет, щурясь от неприятных ощущений на шеи. - ты лучше скажи как твои дела.

+1

4

Разве не бояться можно? Нужно? Горелый отводит растерянный взгляд в сторону, совершенно не понимая наставницу. Разве ему, маленькому хрупкому черному комку шерсти можно не бояться Вяхиря? Кто он вообще такой, чтобы думать, что может с ним как-то справиться? Помешать ему делать все то, что он проделывает с ним и его близкими в его снах?

- Мы пошли со Змееловом на тренировку и он попросил выпустить когти. Незабудка его поцарапала, - докладывает Горелый совершенно формально, отчитывается, - я ударил в грудь головой, - еще тише говорит он, стесняясь всего вот этого, стыдясь самого себя и этой глупой и болезненной ситуации. Он понимал, что скорее всего не станет хорошим воином, но говорить этого лишний раз не хотел, уже заранее чувствуя, что может услышать в ответ. Он дорожил Опалённой, уважал ее и понимал ее намерения, но сам с собой ничего поделать не мог, надеясь просто проскочить через все эти болезненные луны и вырасти посредственной лишней силой для племени. И сейчас после всех этих своих слов он сидел, крепко вжав голову в плечи, огораживаясь от строгих речей наставницы и надеясь, что это все просто скоро закончится и он дальше пойдет убивать и плакать.

[indent] Плакать и убивать.

Хотя ему нравилось здесь быть, не столько даже из-за самой палатки, сколько из-за расположения Опалённой. Сложно это - когда с одной стороны убежать хочешь, а с другой просидел бы еще целую ночь, потому что волнуешься. Вдруг снова приснится что - распахнешь глаза и проверять бежать далеко не нужно - вот она здесь, живая и дышит.

Горелый грустно разглядывал разложенные перья под лапами.

- Их так сложно ловить. Вот бы у котов тоже крылья были, - сказал он как-то совершенно наивно и растерянно, словно ему снова три луны и он только учится звезды считать. Наставница выложила перья непрерывной линией и Горелый тупо смотрел на эту линию, пытаясь понять, пытаются ли ему что-то этим сказать или это просто своеобразный ответный жест. Ему нравилось, как их бурый градиент резонировал с землей, да в целом они были на первый вид такие простые, но такие замечательные, с белой каймой и темным кончиком. Опалённой они особенно шли, рядом с ее рыжими вкраплениями. Было обидно, что коты их не могут прицепить на шкуру, только в палатки вплести. Впрочем, Опалённая казалась слишком серьезной для всего этого ребячества - в бою ведь перьями не отмахнешься, раны не прикроешь. Хотя как знать?

Отредактировано Горелый (25.12.2018 20:36:10)

+1