ХИЛД
Чарли, как называли его люди; "Коротышка" и далее по списку © Каин
———
28 лун - странник^{одиночка}

отношение к племенам: напускное-насмешливое, хотя к некоторым из тех, кому ему доводилось встречать, питает уважение;

внешность
модель персонажа

— бело-каштановый с мрамором;
— янтарный;

Взглянув на Хилда, вероятно, некоторые первым делом сразу подумают о разумности вступления с ним в бой, мозгом понимая, что такому противнику, как он, есть что противопоставить чужим атакам: он хорошо сложен, обладает достаточно неплохой физической развитостью и сноровкой по меркам улицы, крепким корпусом и закалённым многочисленными драками телом. Ещё чуть-чуть, и он бы вполне мог сгодиться в качестве обычного представителя лесных племён; ещё чуть-чуть, и он бы был вылитый вояка, чью силу на себе побоялся бы ощутить не один десяток одиночек. И этим самым недостающим "чуть-чуть", быть может, является не только его родословная, в которой решительно не находится места кровной связи с дикарями-воителями, но и его рост, на половину головы уступающий среднестатическому.

Так или иначе, даже с отсутствием таковых факторов Хилд воплощает собою не меньшую угрозу: одним только своим видом он более чем способен навести внушительное впечатление. Его медленная, устрашающая походка в сторону личности, которой духу хватило довести его до крайней точки раздражения, и опасно суженные щëлочки янтарных глаз донесут до кого бы то ни было понятливую мысль, что чего уж чего, а дорогу ему переходить не стоит себе же во благо.

Даже несмотря на свои не особо большие габариты, кот умудряется сохранять внешнее ощущение тяжести поступи и мощности удара. Не исключено, что этому также способствует его густая шерсть. В суровые морозы именно пушистость спасала кота от судьбы погибнуть от обморожения — шанс погреться с чьей-либо компании Хилду выпадал, конечно, нередко, но удосуживаться пользоваться им он не желал до последнего, предпочитая сохранять свою "гордую самостоятельность". Преимущества структуры его шерсти особо видны в бою, в котором благодаря этому задача сразу зацепиться когтями и добраться ими до кожи одиночки предстаёт затруднительной. Сам же он, вздыбившись, кажется больше, чем есть на самом деле.

Белый цвет идёт в резкий контраст с каштановым — ржавой медью, поддетой солнечным светом. Неравномерные полосы хаотично расходятся по нетронутым белизной участкам шерсти, - окрашиваясь из темноватого оттенка в более яркий, очерчивают отведённый периметр пляской пламенных линий. Как и принято у любого уличного обывателя, тело Хилда испещряют шрамы, некоторыми из которых ему пришлось обзавестись совсем недавно. Совсем неподобающе, нехарактерно для ухоженного домашнего любимца — но, так или иначе, это всё равно не помешало ему стать одним из таких, - "ненадолго", как утешает он себя, - о чём свидетельствует его чёрный ошейник, обрамляющий его шею. Настолько нелепый и унизительный, что каждый день бывшего одиночки не обходится без навязчивого желания освободиться от позорного доказательства его принадлежности кому-либо.

характер

недоверчивый, вспыльчивый, решительный, высокомерный, преданный, непреклонный;

Неприветливого взгляда исподлобья, надменно вскинутой брови и приподнятого вверх подбородка будет достаточно, чтобы отбить всякое желание продолжать разговор с Хилдом. Если раньше эта его манера держаться была не более, чем проявлением бурной юношеской спеси и желанием доказать остальным то-ли свою независимость, то-ли ещё чëрт пойми что, то сейчас это — глубоко укоренившаяся модель его поведения, мешающая разглядеть за грубостью и мнимым самолюбием иную сторону его личностной составляющей; если раньше это было его бушующим темпераментом, то сейчас это вдобавок ещё и плотная защитная стена, выстроенная опытом и самолично выбранной тактикой выживания - проморгаешься, дашь слабину, и пиши пропал. Сожрут заживо, не подавившись - места в желудке у мира для всякой размазни, не умеющей давать отпор, предостаточно.

И нет, ограждение себя колючей аурой неприступности не означает, что одиночка - притворщик. Прятаться за ширмой масок и подавлять свои чувства — это не про него. А вот что уже про него — так это вымещать свои неконтролируемые эмоции и с лихвой обрушивать их шквал на кого бы то ни было, не изменяя себе и своей старой, извечно теснящейся в рёбрах черте-спутнице. Хилду привычнее дать знать обо всём том, что он хорошего и не очень думает о своём собеседнике, — и городскому плевать будет, предпочтёт ли тот остаться в блаженном неведении или нет, — нежели сдержать язык за зубами, проглотив своё желание высказаться. Его мнение практически никогда не сдерживается рамками приличных выражений и деликатностью, поэтому и выдаётся в лоб слишком прямолинейно. Зато от души и сердца.

Каждый из тех, кто знает Хилда, хотя-бы раз сталкивался с его непомерной вспыльчивостью. Кот готов взбелениться от любого неверно сказанного слова, распалившись, подобно пороху, поэтому стоит только подлить масла в зажжённый его агрессией огонь — и, считай, всё пропало, ты в том числе. Умением держать себя в лапах, сохраняя здравомыслие, кот славится только в моменты, когда его не провоцируют, отчего в обратных случаях другим остаётся лишь положиться на чужие попытки утихомирить его и помощь высших сил в придачу. Не видя перед собой ничего, кроме слепой пелены ярости, бело-каштановый будет рвать и метать. И, к слову, не только словесно - вдарить раз-другой в морду нарвавшегося для него будет равносильно усладе.

Хорошо, ладно. Одиночка на самом деле не так плох, как кажется. Его непреклонность - это не всегда его нежелание идти на компромиссы и возведение своих интересов в абсолют, например таких как желание надрать кому-нибудь зад; в первую очередь, это - его внутренний стержень, что не позволяет идти на поводу чужого мнения и навязывать себе иную точку зрения, с которой странник не согласен. Если Хилд поставил перед собой цель, то он не свернёт с пути её достижения, невзирая на тернии, на которые ему придëтся в процессе напарываться. Оказываемую помощь же принимать он при этом не будет, всецело полагаясь на одного себя до последнего; не слабак ведь, не сломается, сам справится. Навязываться с поддержкой остальным бродяга не поспешит, как и подходить к каждому встречному, но будет готов подставить надёжно плечо, если понадобится, тем, к кому как минимум проявляет доверие. А им он отнюдь не разбрасывается: получив немало подстав и предательств в прошлом, Хилд усвоил свой жестокий жизненный урок. Значительное сократив свой круг общения, в частности после ухода Макоши, он перестал верить на слово окружающим. Хотя на его разговорчивость это никак не повлияло, мысленно теперь кот, - временами неосознанно, - держит многих на расстоянии вытянутой лапы.

- Хочешь преданности? Будь добр, добейся её сначала.

Жизненный ориентир, разумеется, у Хилда есть, как и свои принципы. Насчёт его морали всё куда сложнее - определённо, ею он не обделен, да и она установлена им даже достаточно справедливо... Просто его склочная натура иногда даёт о себе знать, затмевая своему обладателю трезвый взгляд на вещи и обстоятельства. Как там говорят... "когда вроде бы герой, но немного... своеобразный"?

биография

Бродяжья жизнь была знакома одиночке ещё с самого детства. Тогда не имевший имени целыми месяцами, котёнок жил с остальным выводком и матерью, старающейся любым способом найти своим детям пропитание. Смерть дышала ему в спину с самых первых дней, унеся жизни тех его братьев и сестёр, что были слабы здоровьем и подвержены болезням, но обошла его стороной. Оставшихся котят мать-кормилица старалась всячески защищать, иногда унося их прочь от старого ночлега, больше не предоставляющий комфорта - в памяти бело-каштанового хорошо отпечатался момент далёких времён, когда она бросилась в сторону оказавшейся слишком близко к ним собаки, вспушившись, и отогнала её. Для её ребёнка этот поступок стал настоящим образцом бесстрашия и подвига. Подумать только - его мама была такой сильной, такой храброй!..

Так или иначе, несчастная семья была обречена на погибель без людей. Котёнку никогда не нравились эти странные двуногие существа, превосходящие его в размерах чуть ли не в десяток раз и издающие странные звуки, но выбора на тот момент у него не было, кроме как позволить уродливым лапищам схватить себя, издавая слабое мяуканье протеста, и принести его в более безопасное место, оказавшееся их логовом. "Домом", как часто поправляла его мать, - ранее вся исхудалая, но теперь постепенно набирающая массу, - хотя котёнку это место было слишком непривычно, слишком спокойно.

Вскоре обитатели людского пристанища обрели и свои имена. Новоиспечённый Чарли имел при себе всё - удобства, корм, тепло и радостных родственников... Но не то, чем он дорожил вдвое больше всего этого.

Свободой.

Вид снаружи манил его. Сначала только наблюдающий происходящее за окном с дивана, а потом с подоконника, Чарли мечтал об одном - оставить всё "домашнее" позади, вырвавшись наружу. И так проходил день за днём, пока не наступил тот, что наконец дал котёнку шанс исполнить своё желание самостоятельно. Тогда люди вовремя не закрыли дверь, не заметив своей оплошности, и мальчонка решил - пора - вылетев опрометью вон. Убегая, котик видел перед собой лишь образ матери-защитницы, слишком хорошо запомнившийся ему, сочтя тот за предначертанный судьбой знак, что он должен стать таким - не оборачиваясь назад и не имея чёткого плана.

Что было очень зря. Вскоре самонадеянность вышла ему же боком: полагаясь исключительно на своё мышление и восприятие вещей, Чарли не понимал, что их выживание было лишь чистейшим везением; не видел, как в тот день мать дрожала, отчаянно скалила зубы и топорщила шерсть на обтянувшей рёбра коже; не знал, что собака убежала лишь только потому, что увидела за спиной кошки искривлённую тень. Но удача на этот раз была не столь благосклонна к нему, как в детстве, поэтому в дань начала своей новой жизни гордо провозгласивший себя Хилдом мальчонка стремительно терял вес, принося с мусорок всё меньше еды. Внезапный сосед по подворотне в лице такого же сверстника не улучшил ситуацию - брезгуя одной только ненавязчивой мыслью сожрать одиночку на худой конец, бело-каштановый всё-таки затевал с ним перепалки и потасовки, стараясь сохранять свою "брутальность" и вид, будто бы к нему не закрадывались сомнения насчёт правильности собственных действий.

Таким образом Хилд вновь оказался на грани жизни, только уже в другом обществе менее желанного спутника, но неожиданно получил помощь от какого-то ещё одного уличного кота, которого до этого как раз-таки видел раньше несколько раз. Тот увёл горе-одиночек к своей банде, гарантируя их полезность. Возможно, факту своей принадлежности к группе незнакомцев мальчонка не очень-то и обрадовался, но пообещал себе, что это временная мера, пока он не научится бороться за своё право жить сам.

Так и прошло некоторое время. Периодические пересечения с тем самым соседом, кажется, ещё больше портили их натянутые отношения, однако Хилду плевать хотелось на чужие закатывания глаз в ответ дракам двух молодых котов. Перед ним было лишь одно: неимоверно раздражающий Каин, чья омерзительная морда будто бы сама просилась, чтобы по ней хоть кто-то хорошенько прошёлся когтями. Бело-каштановый просто не мог смириться с тем, что дышит одним воздухом с этой скользкой змеёй, которая лишь больше расшатывала чужую тонкую душевную организацию и нервы.

- Ублюдок! - Хилд никогда не следил за своими словами, а за лапами и подавно. И, казалось бы, ситуация заходит в окончательный тупик, опровергая слова поручившегося за обоих юнцов кота, однако с особой опаской назначавшиеся им в команде поручения начали медленно сглаживать острые углы их весьма небезопасных взаимодействий. Бушующая между ними война непринятия понемногу успокаивалась, давая им наконец взглянуть друг на друга без заведомой неприязни и улучшая шансы их разговоров проходить на более вменяемых нотах. Последним звеном их примирения стал случай, когда жизнь Хилда уже во второй раз подверглась опасности в компании Каина, но теми, кто спас их, на этот раз стали они сами.

- Друг..? - звучало дико, непривычно. Пусть одиночка признавал некоторых из банды своими приятелями, проговаривать вслух такое слово всё равно было... не по себе. Так что с его губ такое определение срывалось достаточно редко, хотя даже с продолжившимися препирательствами он всё равно признавал бурого за такового.

С прошедшими сезонами Хилд всё больше осваивался в группировке. Да, общение выстроилось не со всеми, но и своего круга знакомых ему оказалось достаточно; чувство власти над остальными бродягами, боящимися в сторону банды и зубы скалить, кружило молодую голову; сам же её обладатель чувствовал больше свободы и значимости. Ему нравилось вступать в уличные драки, особенно в компании мнимых товарищей, драть чужую шкуру и смотреть, как избитый несётся прочь. И так бы продолжилось и дальше, если бы одним днём буро-каштановый не опомнился. Что он делает? Кем он стал? Кого он бьёт? Видящий только привычные очертания чужих морд, одиночка стал всматриваться в те внимательнее, находя лишь одно.

Жестокость. Желание бессмысленного кровопролития. Бездумье.

И с того момента он решил во второй раз в своей жизни бежать - но не как в тот раз, не в одиночку. Хилд надеялся, что ему удастся достучаться до Каина, образумить его, повести за собой из места, где остальные начали думать только о насилии ради насилия. Но его не получилось пронять вразумлениями, и бесконечные споры на этой почве завершились между друзьями их последней ссорой, окончательно расставившей всё по своим местам, а их самих - по разным сторонам баррикад.

Раз Каин не захотел, то хотя-бы Хилд должен был уйти; должен был, но в день побега всё внезапно сорвалось.

Несколько котов из банды, их издёвки, западня у подворотни. Ту неравную драку даже дракой назвать было нельзя: несколько на одного - чистейшее избиение. Изрядно ободранный, весь в ранах, ничего не понимающий, одиночка наконец урывками из чужих насмешек услышал причину, по которой его план так глупо провалился.

- Каин? Но он... - конечно, Хилду никогда не сравниться с искусностью его стратегий. Хитроумность никогда не была его сильной стороной, и его решение довериться, должно быть, оказалось самой худшей ошибкой, впрочем, не обернувшейся ценой его жизни: лежавший на пыльном асфальте кот мог лишь отдалённо слышать, как члены группировки разбегаются; как к нему приближаются чужие шаги; как кто-то говорит что-то непонятное, пока поднимает его слабеющее тело.

Снова. Снова он был спасён людьми, снова он начинал с самого начала в их доме, но впервые - уже с самостоятельно пройденным опытом, не подкреплённым своими наивными выводами. На этом можно было бы и поставить точку над этим эпизодом своей бурной, самоуверенной жизни, но Хилд вновь упрямился. Его дом - это не здесь. Его дом - это где-то за пределами двери, дальше ограждений цветущего сада, в противоположной стороне от людского уюта. И ради того, чтобы понять, где он, невольник-домашний собирает силы на ещё один свой побег.

прочее

уникальность корня имени: здесь и брать-то нечего

связь: у Базилика