Лёжа в шуршащей желтовато-рыжей траве, Панцирь подставлял брюшко последним лучам солнца. Периодически он переворачивался то на один бок, то на другой, чтобы они тоже "пропеклись". Подушечки его лап стёрлись и казались горячими на ощупь, лапы ныли от усталости. Несколько часов охоты, бесплодной и бессмысленной. И это учитывая, что нынче благоприятнейший сезон для охоты на кроликов! Панцирь вздохнул. Мать убила бы его, увидев, чем он занимается вместо своего задания. 
"Я не могу ничего поймать этими толстыми лапками", - подумал он, глядя на свои пухлые лапы с широкими, мягкими подушечками. Слишком мягкими, чтобы гонять по пустошам с такой же скоростью, как взрослые. "И самое ужасное в том, что Соболь не ругает меня за это. Он такой добрый. Слишком хороший наставник для такого, как я. Он храбрый. Не боится, что над ним будут смеяться, увидев его нелепого оруженосца".
Панцирь вздохнул ещё раз, громче прежнего, будто надеялся, что звёзды смилуются над ним и сунут добычу прямо в пасть. Тогда он сможет ещё поваляться на травке, вместо того, чтобы сбивать лапы в кровь в бесчисленных попытках угнаться за ветром. "Интересно, к чему у меня талант? Папа говорил, что у каждого есть какой-нибудь талант. Значит, и у меня есть. Но какой? Я слишком толстый и медленный, чтобы ловить кроликов, боюсь воды и точно не смогу поймать рыбу. Однажды я попытался залезть на дерево, и пребольно упал. А в темноте я набиваю шишки о любое препятствие. Ни одно племя не приняло бы такого, как я. Мне повезло, что я родился среди замечательных котов, которые не гонят меня за мою неуклюжесть".
Иной оруженосец мог бы пойти плакать и жаловаться на свои неудачи, но Панцирь не любил такого. Жаловаться ему не нравилось совсем, он лучше на солнышке полежит, чем будет ныть кому-нибудь о своей никудышности как охотника. С другой стороны, если бы он пожаловался, его бы, может, и пожалели. А так, будут считать за бездельника.
Панцирь встал с травы. Бочка пропитались уютным теплом, какое бывает, пожалуй, только в сезон Листопада. Не жаркое, как в Зелёные Листья, а прямо такое, как надо. Идеальное.
Помахав усами солнышку, Панцирь потопал куда глаза глядят, вороша носом сухой вереск и играя лапами со стеблями. Будет лукавством сказать, что он совсем не выбирал направления. Его неодолимо тянуло к Четверику и границам с Грозовым племенем, где широколиственный лес щедро делится кленовым и дубовым листом. Там горят рябиновые гроздья, там робко выглядывают из-за пеньков сыроежки. Там кипит жизнь, на ветвях поют птицы, а в древесной трухе копошатся жуки и их большие белые личинки, вечно голодные и такие привлекательные для птиц. Там можно найти ежа или почуять застарелый запах лисы, а среди высоченных стволов увидеть тени загадочных призраков прошлого. Там рычит большой и страшный древогрыз, а трава такая зелёная и мягкая, что в неё хочется зарыться носом и вечно вдыхать свежий влажно-землистый запах. В общем, настоящее раздолье для того, кто умеет смотреть и слушать. На иссушенных солнцем пустошах таких чудес не увидишь. Вот только нужно быть очень осторожным, чтобы случайно не переступить границу и не навлечь на себя гнев вражеского племени. "Вражеского", - грустно пробормотал Панцирь, думая о том, как было бы славно, если бы он мог безбоязненно ходить по всему лесу и наблюдать за жизнью племён. "Чтобы посмотреть, как живут наши соседи, нужно погибнуть и стать звёздным предком".
Умирать Панцирю не хотелось. У смерти есть очевидный плюс: к нему больше не будет никаких требований, но минусы не менее очевидны.
На полусогнутых лапах оруженосец подошёл к величественным Четырем Деревьям и с уважением кивнул им, извиняясь за то, что тревожит их покой. Ему показалось, что дубы вовсе не против его присутствия и даже немного рады тому, что теперь не одиноки. Тогда Панцирь развеселился и устроил пляску в дубовых листьях. Крепкие желуди пощелкивали под его лапами в такт движениям, листья шуршали, норовя приобнять его и укрыть желто-рыжим покрывалом. Серый котик набрал самых больших и красивых дубовых листьев и пошёл к более тёмной части леса, к самой границе с Грозовым племенем. Он сел недалеко от пограничных меток и тоскливо посмотрел туда, куда не мог пойти. Там возвышались самые красивые, самые красные клёны. Лучшие рябиновые деревья. Панцирь хотел было развернуться и пойти обратно, как вдруг ветер подул в его сторону и сорвал с клёна большущий яркий лист. Захлебываясь восторгом, оруженосец смотрел на этот лист, летящий прямо через границу. Собрав все силы в своих лапах, Панцирь подпрыгнул, высоко-высоко, так высоко, как никогда раньше. Он поймал лист налету и опустился на землю, счастливый и одухотворенный. И всё бы хорошо, если бы ему не показалось, будто он чувствует странный запах, который вместе с листом принесло с территории Грозовых воителей. Свежий запах. Всю радость с его мордочки как водой смыло. Он вздрогнул, и яркий лист упал из пасти к его лапам.
"Грозовые коты. Что, если... мне нельзя было брать этот лист? Ведь он принадлежал их территории. Я нарушил Воинский Закон?"

Ожидающий увидеть боевой патруль, разъяренные морды и вздыбленные загривки, Панцирь застыл на месте, узрев взметнувшегося из травы чёрного котика. Крошечный, с проступающим хребтиком, большеухий, как мышонок, он с завидным упорством прыгал вверх, к веткам деревьев, пытаясь поймать листья, срываемые с них игривым ветром.
Замерший в удивлении, Панцирь не сразу осознал, что черногривый кроха повторяет его собственный прыжок за ярким кленовым листом. Об этом ему сказали собственные лапы, запоздало кольнувшие болью. Эти лапы не привыкли к таким прыжкам. И наверняка больше никогда такой не повторят. И Панцирь бы даже расстроился, но взгляд его тёпло-медовых глаз был прикован к длинноухому прыгунчику, отважно сражающемуся с листопадом. Он захватил собою внимание оруженосца, такой непохожий на всех сородичей, видимых им раньше. Панцирь не встречал его до сего момента, но предположил, что перед ним ученик, а не котёнок, по его окрепшим подушечкам, свидетельствовавших о том, что он уже не раз выходил за пределы лагеря и исследовал лес.
Грозовой котик молчал, а в его пасти пылали листья: желтые, красные, бурые. Панцирь словно язык проглотил, он не мог выдавить из себя ни слова. А тонколапый незнакомец, казалось, и не требовал от него никаких объяснений, почему он стоит у самой границы и жадно-любопытным взглядом прожигает чужие территории.
Панцирь не мог точно сказать, почему, но ему понравился этот странный оруженосец. Может, из-за его крохотных размеров и огромных влажных глаз, или из-за сквозящей в каждом его движении невинности. А может быть, потому что он не буравил Панциря враждебным взглядом и не рычал на него. Панцирю даже не было обидно, что котик не заговорил с ним первым, это было что-то вроде... приятия. Он чувствовал себя деталью от мира этого черношкурого малыша, чем-то, что априори не является лишним, как камень, покрытый мхом, или прячущийся в ветвях зяблик.
Они могли бы так и не нарушить тишину, если бы чёрный котик не решился подойти ближе. Панцирь почувствовал странное волнение, увидев его совсем близко, он позабыл, как дышать. Ему рассказывали, что грозовые воители миролюбивы лишь в легендах, что только раньше они водили дружбу с детьми пустошей, не теперь. И от этого лишь удивительнее было увидеть у своих лап разноцветные листья и шуршание удаляющихся шагов этого стеснительного мышонка. Панцирь взглянул, как он подпрыгнул, и только тут его отпустило. Он охотно схватил охапку, не чураясь грозового запаха, и сложил листья к своим, с лёгким сердцем принимая подарок. Особенно ему понравился вязовый лист, большой и зазубренный, как ухо бывалого бойца.
- Доброй охоты тебе! - приветливо разрушил тишину Панцирь. Ему хотелось бы добавить на конце "друг", но он не мог этого сделать. - На твоей территории растёт столько замечательных деревьев. Я и не мечтал, что когда-нибудь смогу рассмотреть их листья вблизи. Спасибо!
Он широко улыбнулся, и было в этой улыбке больше доверия, чем принято оказывать случайным встречным.
- Я Панцирь, - представился оруженосец. - Панцирь из племени Ветра, - добавил он, потому что многие, несмотря на характерный запах, не признавали в нём потомка быстроногих ветряков. Ещё бы, с его грузным телом и короткими лапами. Панцирь их даже не винил.
- Выходи сюда, будем знакомиться! У Четырёх Деревьев сегодня так красиво. Ты же... без патруля, да?
Серый кот собрался было идти к Великим Дубам, но запнулся при мысли о патруле.
- Я правда не собирался переступать границы, - сказал он виновато. - Просто посмотреть подошёл. Там красиво, люблю деревья.
Панцирь, всё же, сделал пару шагов назад, не забыв и про свои красочные листья.

"Значит, он совсем один", - подумал Панцирь, с интересом разглядывая своего нового знакомого. "Наверное, как и я, выполняет задание своего наставника".
Смутившись оттого, что рассматривает Горелого слишком усердно, серый котик отвёл взгляд и приглашающе махнул хвостиком к большим дубам.
- Панцирь? - оруженосец весело приподнял ушки, сразу оживившись. - Это... сейчас, погоди, я покажу!
Словно маленький кабанчик, Панцирь влетел в листву у кустов и зарылся в неё. Бормоча себе под нос что-то вроде "не то, и это не то...", он пошуршал по кустам, а потом ободрал кору на старом поваленном стволе. Раздался его радостный возглас. Он подкатился к чёрному котику, а на его лапке сидел большой блестящий жук.
- Вот! Панцирь - это такая твёрдая штука, которая защищает его от... других жуков, наверное, - Панцирь легонько постучал когтем по жучиному панцирю. - Но, конечно, панцирь есть не только у жуков. У желудей, например, или орехов... у них тоже есть!
Оруженосец смутился, поняв, что найти на поляне желудь было бы куда проще, чем жука. Он, как всегда, перестарался почём зря.
- В общем, Панцирь - это что-то твёрдое, которое защищает что-то мягкое. Я не уверен, почему меня так назвали. Потому что я твёрдый снаружи? Или мягкий внутри? - он пожал плечами и осторожно, чтобы не навредить, пересадил жука на кору.
Этот юный кот очень любил природу.
- А у тебя славное имя, Горелый! - широко улыбнулся Панцирь, отчего-то чувствуя себя рядом с иноплеменником лучше, чем дома. - Рад познакомиться! Знаешь, у нас в пустошах иногда бывают небольшие пожары. Сухая трава быстро загорается, и земля потом чёрная, в горелой копоти. Но зато какая потом травка растёт на этой земле! Самая зелёная, самая лучшая. Кролики её очень любят. Может, и твоё имя значит что-то... ну, такое.
Панцирь почувствовал себя неловко и, набрав полную пасть листьев, скакнул вперёд, поближе к дубам. Его бочка неуклюже перекатывались, пока он пытался скакать.
А Горелый рассказывал красивые вещи. О том мире, в который Панцирь не мог попасть. О мире, где деревья, словно крыша палатки, едва пропускают солнце сквозь свои кроны. Мире, где есть прекрасный дуб, на котором наверняка можно жить, такой он большой и ветвистый.
- Если деревья могут помнить, они вряд ли помнят о нас хорошее, - сказал Панцирь, прикладывая лапу к коре одного из четырёх дубов. - Мы для них... как блохи для нас, наверное?
Он прикрыл глаза, думая о том, что когда-то здесь проливалась кровь. И о том, сколько важных слов было сказано при этих дубах. "Важных для нас, мелких котишек. Но для дубов это всё наверняка возня блошек".
- Наверх? Нет, - признался Панцирь, волнительно сжимая лапки. - Если честно, у нас деревья невысокие, так что, наставник не учил меня лазать. Да и лапы у меня короткие, толстые, с маленькими когтями.
Не хотелось говорить о слабостях, но и врать, называя себя замечательным древолазом, Панцирь не желал. Он оценивающе присмотрелся к Горелому.
- А вот у тебя наверняка получилось бы туда забраться! - неожиданно выпалил он. - Ты прижмёшься к коре, как жучок, и тебя никаким ветром не сдует, Горелый. А если ты станешь предводителем, то наверняка будешь взбираться быстрее остальных.
Панцирь хохотнул, вспомнив увесистых предводителей, сдирающих с дубов кору во время прыжков.
- Знаешь, а я буду рад, если ты станешь предводителем, - смущенно пробормотал Панцирь, кидая взгляд на Горелого. - Может быть, ты даже разрешишь мне взглянуть одним глазком на тот самый огромный дуб? Ладно, просто... мечты.
Он вгляделся в прожилки на коре дуба. Обычно во время Советов Панцирь стоял так, вглядываясь в хитрые узоры дубовой коры и ожидая приказа наставника. Вот только сегодня всё было иначе. Ни четырех племени, ни наставника. Он поднял взгляд. Сегодня не тот день, когда нужно смущаться.