Снег, снег, снег. Он был всюду, такой светлый и пушистый. Но от него мерзли лапы и неловко Шипик переминал с одной на другую, когда понял, что долго он так, к своей горести, не протянет. Вернуться? Уже?
Котенок, верно, хотел бы увидеть больше, узнать больше, пройти больше. Только вот отца рядом видно не было, а заставлять волноваться мать...
— А-А-А-А-А-а-а-а!!!
Его вдруг толкнули, придавили, погребли в сугробе, так что из пасти вырвался протяжный восклик, а сам котик замолотил лапками, словно защищаясь от коварного хищника, которым, впрочем, и являлась Воркуша! Открыв глаза, Шипик замер растерянно. Он встретился взглядом со взором подруги детства, с ее улыбающейся мордочкой. В ушах еще стучало сердце, но, вместе с тем, был слышен и заливистый смех пушистой кошечки, ее громкий голос, что так весело возглашал:
— Попался! Попался!
Светлый котик часто заморгал. И вовсе не страшно ведь, но странно, что его поймали, будто мышку. А он даже и не заметил!
Но все равно, забавно хмурясь, пытаясь зарядить в отмщение подруге в мордочку снегом, что лежал прям рядышком, и Шипик не удержался смешка. Однако не рассчитал рыхлость белого покрывала, и, вместо того, чтобы кинуть снежок в Воркушу, осыпал морозными хлопьями себя, так что едва не воскликнул снова, спешно выбираясь из своего "отпечатка" и отряхиваясь, едва поняв, что ему становится ну уж совсем холодно.
— Ты... — Шипик наконец остановился, пусть внешний вид его теперь неизбежно требовал вылизывания, и упёрся взглядом в кошечку, — Откуда ты взялась? Тебя же не было!
С шумом котенок втянул в себя воздух, с наивным удивлением смотря на соседку по детской. Он мог поклясться, что та выскочила из снега. Больше неоткуда. Да и прыгала она вот как хорошо!
— Знаешь, я уж думала, целую луну ждать буду, когда Трилистница наконец отпустит тебя погулять! — услышав это, Шипик остановил трепещущий от любопытства хвостик. Он и не задумывался прежде о том, что почти не высовывался в одиночку: в лагере он появлялся лишь в качестве крохотного комочка, что семенил за огромным воином Вязом. В отличие от Воркуши, которая, верно, уже все-все успела исследовать.
— Ну, чего стоишь? Пойдём же скорее...!
И вот бы пойти сейчас за ней (в первые мгновения котенок и правда оживился, поддался веселью подруги, сделал шаг), но мимолетное чувство тревоги заставило Шипика остановиться, оглядеться воровато.
— Мне нельзя, — лишь пискнул он и сел обратно в снег. Он будто верил, что, стоит ему отойти, из окружения вырастет фигура одного из родителей, — Мне мама и папа запретили.