[indent] Тюрьма. Пытка. Проклятие. Утроба была местом заключения чернейших из душ; местом, где грехи измалывались в пыль вместе с чувствами, эмоциями, самосознанием; местом, которое едва ли могло привидеться кому-то в кошмаре - на воображение подобного ужаса был не способен никто. День за днем в звоне адских кузен, вое и плаче душ, кромешной тьме и удушливом серном смраде. Дни ли? Чем здесь можно было измерить время? Секундами? Годами? Вечностью?
[indent] Смирение настигало души в любом случае. Кого-то раньше, кого-то позже. Здесь не было места надежде - и те самые слова приобретали куда больше смысла, будоражащего и стискивающего разум в ледяной хватке. Души метались, теряя внутренний свет, превращаясь в призраков, а затем в тени, которые после трансформировались в отвратительных монстров и сами занимали место бездушных истязателей. Был ли край Утробе или она лишь росла и пухла, не способная насытиться даже тысячами загубленных душ?
[indent] Натанос много размышлял об этом. Попав сюда, он едва ли растрачивал время на пустые стенания или отрицание и гнев. Он ведь знал, с чем столкнется по ту сторону. Не единожды Сильвана Ветрокрылая делилась с ним подробностями того, что ждало их за завесой. Конечно, никто не мог в красках представить такой абсолютной безысходности и всепоглощающего ужаса, но Натанос всегда умел приспосабливаться к самым дерьмовым условиям. Правда впервые от этого было совсем мало толку.
[indent] Первое время охотник, еще цепляясь за свои прежние привычки, пытался отыскать выход, добраться до Торгаста - устрашающей парящей башни, топорщившейся хищными шпилями и бросающей тень на всю Утробу. Где-то в подсознании ещё звучал голос Тёмной Госпожи, что-то подталкивало Натаноса к ответу - Тюремщик там, и она тоже. Но безжизненные лабиринты были коварны. Ни разу следопыт не приблизился к своей цели - Торгаст оставался недостижимым, сколько бы десятков дней Натанос не брёл к нему, не зная усталости, голода или жажды. Жестокая усмешка, истинное проклятие.
[indent] Вечный поиск той, которая не может быть найдена, был ему приговором. Охотник почти не поднимал взгляд на чернеющий на фоне багряно-алого зарева шпиль - он и так прекрасно знал, где находится башня. Так же точно, как знал, что ни на шаг к ней не приблизился. Горящий взгляд рыскал по теням вечных мертвецки-серых скал. Верные Утробе или их гончие всегда являлись неожиданно, готовые вновь набросить цепь пленнику на шею. Вновь. Несколько раз Натаносу удавалось дать им отпор, но почти никогда в этом не было смысла. Подсознательно он даже надеялся снова наткнуться на своих истязателей - дни жестокой борьбы казались благословением в этом царстве вечного уныния и бесцельного поиска.
[indent] Свист. Хлопок. Громыхание кольчуги. Звуки, выбившиеся из стройного хора пустоты и молчания, заставили следопыта замереть и  потянуться к топорам на поясе, которые когда-то ему удалось забрать в качестве трофея у поверженного прислужника Тюремщика. Натанос удивительно ловко скользнул в тень щетинившегося уступа и аккуратно двинулся вдоль него, пытаясь разглядеть, что произошло там, впереди.
[indent] Сгусток света, первым привлекший его внимание, оказался птицей. Чужеродным, лучащимся светом духом, принесшим дыхание жизни так глубоко во тьму, что его гораздо легче было принять за галлюцинацию. Потому что эту птицу Натанос знал, слишком хорошо знал. И Дори'тур тоже узнала его - то, как сова встрепенулась, встретившись с мертвецом взглядами, лишь подтверждало его догадки. Фигура, которую за сиянием птицы, охотник заметил не сразу, тоже развернулась к нему. Движение, которым она потянулась к своему колчану, показалось до боли знакомым. Показалось?
[indent]Несколько мгновений они смотрели друг на друга, то ли силясь прогнать это наваждение, то ли боясь его спугнуть. Блеск голубых глаз был знаком ему так хорошо, что даже через тысячи лет мучений, когда от него не осталось бы ничего, кроме бесплотного жалкого сгустка анимы, это было бы последним воспоминанием, которое Натанос отдал бы на растерзание монстрам Утробы. На него смотрела Сильвана Ветрокрылая, в этом не могло быть никаких сомнений. Он подался вперёд, преклонил колено в пустом, подобострастном жесте, как будто эта встреча была одной из многих, за которой последует обсуждение военного положения или очередной разбор стратегических манёвров. Вслед за одним подогнулось и второе - и Натанос рухнул на колени, едва удержав равновесие, чтобы не опереться на землю руками и не потерять лицо перед королевой. Увиденное не поддавалось объяснению, и он боялся отвести взгляд. Боялся, что она исчезнет, как очередной фантом - фантом достаточно реалистичный, чтобы теперь он истово цеплялся за него, даже отдавая себе отчёт в том, что ничего этого не могло происходить на самом деле.
[indent] - Моя королева.
[indent] Первые слова за много лет заключения отдались эхом, больше похожим на скрежет, от бездушных чёрных скал. Если бы последний вздох не покинул его легкие десятки лет назад, у Натаноса бы сейчас перехватило дыхание. Он замер, вглядываясь в глаза Сильваны - не вождя, не королевы Отрёкшихся, даже не банши, а Ветрокрылой. Если это лишь уловка, трюк, новое мучение - ему стоит рассмеяться Тюремщику в лицо. Увидеть её лишь на мгновение стоило любой безнадёжной участи, которая была уготована Гнилостню.