Лютоволк морщится, поднимая лобастую голову к небу, и коротко фыркает в усы.

- Далековато.

Оборачивается через плечо, лапой прижимая пойманную полёвку к земле, всматриваясь куда-то к горизонту - туда, где остался лагерь, - и шумно выдыхает, выпуская облако пара из пасти.

Он, честно говоря, не планировал уходить слишком далеко, но за охотой сам не заметил, как оказался едва ли не у земель Клана, запах которого усиливался с каждым шагом. Он всматривается в виднеющиеся где-то вдали пики скал почти что задумчиво, подцепляет добычу когтями, в полёте перехватывая тушку зубами, и взмахивает хвостом, оставляя на тонком слое снега ровную вереницу следов.

В лощине холод становится менее ощутим: деревья заботливо защищают от резких порывов ветра, под одним из которых воин прикапывает свежую добычу ещё виднеющимися сухими листьями, чтобы найти новую, а облака степенно рассеиваются.

Его движения отточены, шаг осторожен, и всё внимание заостряется на окружающих звуках, заставляя угловатые уши двигаться и слегка подёргиваться. Взгляд перемещается из стороны в сторону, готовый уцепиться за что угодно, и замирает на одном из стволов: белка будто не замечает присутствие хищника, спускаясь к корням, и Лютоволк моментально принимает охотничью стойку, напрягая мышцы. Неторопливо двигается вперёд, едва касаясь шерстью на животе земли, и всякий раз замирает, стоит грызуну начать нервно осматриваться. Один рывок, переходящий в прыжок, и зубы смыкаются на тонкой шее, заставляя добычу обмякнуть.

Но привычный уже запах крови неожиданно перебивается хорошо известным каждому воителю ароматом: терпкий, душистый, смешанный из множества других - травяной.

Лютоволк хмурится, выпрямляясь в ровной осанке, но не двигается с места до тех пор, пока не замечает самого - вернее, саму - носительницу цветочного запаха, и лишь затем выходит из-за деревьев, впериваясь взглядом в кошку.

Сумрачная.

Он видел её на Советах, когда та была ещё совсем юницей, но совершенно не мог вспомнить имя - тогда она казалась ему слишком тихой, невзрачной, а сейчас, среди такой же светлой местности, она вовсе теряется.

Убитая белка падает под лапы, и Лютоволк проходит языком по губам, слизывая свежую кровь.

- Ученица целителя и совсем одна, - произносит низким голосом, окидывая ту изучающим взглядом снизу вверх. - не страшно? - не угроза и не предупреждение - не более, чем вопрос: не смотря на все противоречия характера, Лютоволк предпочитал судить не целое племя в общем, а отдельного кота, формируя своё отношение исходя из поступков и поведения каждого воина, которые вместе уже могли составить целостную картину. А ей на вид было не больше тринадцати лун - если не меньше, - удивительно, что племя спокойно отпустило её без сопровождения.

Глаза медленно опускаются вниз по чужому силуэту, цепляясь за светлую шерсть точно репейник в попытке разглядеть нечто сокрытое за, чтобы после вернуться обратно. Лютоволк усмехается, слегка вздрогнув в плечах: за озвученными словами едва различимо виднеется тонкая нить намёка, вызывающая то ли желание смеяться, то ли что-то похожее на гордость.

- Лестно это слышать, - произносит на выдохе, не убирая с морды полуулыбки, и быстрым движением лапы прикапывает мёртвую белку. Удивительно, как в желании побыть одному, Лютоволк то и дело на кого-то натыкается. Ещё более удивительно звучат столь серьёзные слова из таких юных уст.

Кажется, словно каждому целителю - вне зависимости от его возраста и опыта, - свойственно общаться загадками и витиеватыми фразами, словно эта способность передаётся вместе со статусом. Или Звёздные предки намеренно набирают в ряды своих последователей тех, кто изначально обладает подобным "даром"?

- Лютоволк, - сопровождается сдержанным кивком, и голова повернётся в сторону, где, судя по всему, находился лагерь. - вроде того, - не двигается с места, но как и собеседница садится на землю, обвивая лапы хвостом. - хорошая прогулка помогает не хуже, чем тренировка или охота, а это, - движением головы указывает на небольшой бугор, под которым покоится добыча. - приятный бонус.

И если для воителя не было ничего странного в том, чтобы во время сосредоточенной погони забыться и оказаться дальше, чем предполагалось изначально, то увидеть в таком отдалении целителя было по меньшей мере любопытно.

- Ну а ты? Вряд ли зашла так далеко ради трав, - и собственная догадка вдруг резко врывается в разум, заставляя кивнуть самому себе. - ах да. Никак ходила за звёздным советом? - только сейчас Лютоволк понимает, что почувствовал запах трав ещё до того, как оказался возле лощины, просто не предал этому сильного значения, будучи погружённым в размышления.

После случившегося с Тёмным лесом прошло достаточно времени, но взгляды Лютоволка оставались всё теми же: он, пусть и перестал категорично отрицать существование Звёздного племени, но видел в них не более, чем наблюдателей, время от времени соизволяющих помогать туманными советами и невнятными речами, которые вынуждены расшифровывать живые, как и разбираться со всеми тяготами воинской жизни.

- И как успехи? - звучит почти скучающе, с явной отрешённостью, говорящей о том, что всё это в действительности совсем его не трогает.

Бровь вопросительно вскидывается, пока пристальный взгляд чуть щурится и фокусируется на топазовых глазах юной целительницы. Кажется, её собственные слова кажутся ей до того понятными, что вместе с тем становятся и забавными? Лютоволк стирает с морды ухмылку, неотрывно прослеживая за чужими движениями и шевелясь лишь в шее, поворачивая голову вслед за кошкой.

Она в самом деле думает, что всё так просто?

Ему не смешно, но почти привычно: те, кто смотрят на мир иначе, и для кого жизнь выглядит совсем не так, как для остальных, слишком просто судят инакомыслие, и почти каждый считает, что знает в чём именно причина.

- Вот именно. Воителю, - произносит будничным голосом, продолжая наблюдать за Вьюжнолапой. - как много из них, по-твоему, лично общались с предками? Как многие видели их во снах и они не были просто плодом воображения? И я не о тех, кому предначертано было стать целителем или предводителем, но ведь звёзды общаются только с ними. Отсюда возникает закономерный вопрос: с чего бы мне в них верить?

Лютоволк коротко фыркает, тряхнув гривой, и наконец переводит взгляд в сторону, цепляясь за вершины скал. Веру прививают каждому ещё в детстве, едва ли не вместе с молоком матери, как прививают и следование Воинскому Закону, и если второе стало для воителя догмами, то вера продолжала вызывать вопросы на протяжении всей жизни. У него не было никакой драматичной предыстории, из-за которой он отказывался принимать существование предков: Лютоволк с юных лун был реалистом, и привык верить в то, что видит собственными глазами, и в то, что приносит ощутимую пользу.

И, глядя на Вьюжнолапу, для которой звёзды являлись чем-то само собой разумеющимся, он лишний раз убедился насколько разными бывают взгляды на одни и те же вещи.

- Никто кроме целителей и предводителей не слышит о чём говорят им предки, и никто, к великому сожалению, их не видит. Все привыкли, что так было всегда, и приняли это за истину, так что же мешает приближённым к звёздному воинству говорить то, что они сами захотят, выдавая это за чужие слова и правду? Всё равно это никак не проверить, - ведёт плечом, когда целительница вновь оказывается рядом. - проблема не в том, что я в них не верю, а в том, что они не сделали ничего, чтобы заставить меня или других таких же воителей поверить.

Предложение Вьюжнолапы кажется ему слишком простым, а потому Лютоволк как-то по наитию ожидает подвоха. Он глядит на неё сверху вниз, щурится, позволяя себе даже как-то добродушно усмехнуться, и склоняется к ней чуть ближе, сокращая между ними расстояние и понижая голос.

- И какой тебе прок от того, чтобы делиться со мной этим секретом? - но всё это звучит слишком заманчиво, а Вьюжнолапа выглядит совсем безобидно: воитель не чувствует в ней ни хитрости, ни двуличия. - раны и ссадины - обычное дело, и если бы я с каждой бегал к целителю, не смог бы в полной мере приносить пользу племени. Если уж и предлагаешь что-то, обмен должен быть выгодным, а так выходит, что в выигрыше остаюсь только я, - улыбка станет более явной и какой-то хищной, а в глазах отразится заинтересованность. - но раз тебе так хочется - валяй.

Отредактировано Лютоволк (02.02.2024 22:13:33)

Страшно?

Лютоволк не понимает, что означает это слово. Он испытывал к безоговорочной вере неприязнь, испытывал непонимание и даже осуждение - как может кто-то так просто полагаться на мёртвых, пока здесь, среди рек и деревьев, испещряют тропы своими следами живые? Он испытывал многое, но среди этого не было страха. Не в этом.

- Тяжело? Разве? - губы кривятся в ухмылке. - и что, по-твоему, в этом тяжёлого, если ты видишь? Можешь прочесть мимику, уловить каждое движение, расслышать нотки эмоций в голосе, и сделать выводы. Мне достаточно того, что я верю в закон и установленные правила, а ещё - собственным глазам и ушам.

Он провожает чужие движения взглядом, периодически подстраиваясь и подставляя морду так, чтобы юной целительнице было удобнее дотянуться. Не морщится, не отстраняется и не издаёт ни звука, послушно предоставляя ей возможность заняться своим делом, но всё-таки коротко хмыкает, когда она позволяет ему остаться в выигрыше.

Ему - видящему достаточно многое, - чужая безвозмездность кажется странной и непонятной. Лютоволк привык к равноценному обмену и не привык оставаться кому-то должным, однако сейчас без зазрения совести воспользуется чужим великодушием, потому что он, в отличии от Вьюжнолапы, им не отличался.

- Спасибо, - благодарит негромко, соблюдая правила приличия, и быстро проходится по губам языком, ведя острым ухом. Она, скорее всего, скажет, что это была её прямая обязанность, и Лютоволк, даже будучи с тем согласным, понимал, что за всё нужно платить: где-то словом, где-то действием, где-то дичью.

Он слушает чужой рассказ, который известен ему с малых лун: старейшины успели посвятить тогда ещё Волчонка во многие вещи, которые детскому уму казались чем-то таинственным и необычным, и в том числе он имел представление и о том, что целители делают в ночь половины луны, пусть и весьма поверхностно: основные знания хранились лишь между ними, недоступные никому кроме, пожалуй, предводителей.

Но то, что Вьюжнолапа рассказывает, не становится для него откровением, оно лишь подтверждает собственные предположения и догадки.

- А при чём здесь Звёздное племя? Вы собираетесь не потому, что оно вам так велело. Насколько я знаю из историй, когда-то очень давно один из целителей, кажется, принадлежащий племени Ветру, сам выдвинул предложение встречаться в ночь половины луны ради обмена новостями и травами, после чего это правило внесли в Воинской Закон. Вы обсуждаете дела живых и сами приходите к выводам, а не потому, что вас подтолкнули к тому предки.

И всё же у Лютоволка было то, во что он безоговорочно верил и чему безукоризненно следовал: закон. То, что формировалось многими поколениями не по велению предков, но исходя из опыта живущий. То, что они создали собственными силами, прожив достаточно долго, став свидетелями множества ситуаций, чтобы понять: без этого они превратятся лишь в жалкую шайку и сброд, не способную называться племенем.

Вьюжнолапа говорит, что предки влияют на них не так, как он думает; Лютоволк выдыхает, пожимая широкими плечами.

- После случившегося я не могу утверждать, что абсолютно в них не верю. Пусть ситуация вышла плачевной, но они всё же показали себя, доказав своё существование. Но их власть для меня по-прежнему остаётся сомнительной, - его голос звучит ровно и твёрдо: ему нравится, что целительница не заставляет принять свою точку зрения и не воспитывает, он же не собирается спорить - во всяком случае, не на повышенных тонах. - скажи. Если предки скажут тебе, что для какой-то высшей цели ты должна будешь лишиться своего хвоста - ты примешь это? Или если пошлют тебе знак, в которым ясно покажут, что тебе нужно покинуть своё племя - ты послушаешь их?

Насколько сильна её вера в них? И насколько сильно она готова им подчиняться?

- Потому что если что-то подобное случится со мной - я поступлю по-своему. Никто, особенно мёртвые, не имеют права распоряжаться нашими жизнями и говорить, что нам делать. А заботься они о нас по-настоящему - допустили бы вмешательство Тёмного леса прежде, чем исчезнуть? Позволили бы происходить войнам, в которых погибают их потомки? Или на то у них снова была какая-то важная причина, о которой никто, как и всегда, не знает?

Он не сдерживается, закатывая глаза по кругу и звонко цокая языком: естественно, он против - разве не об этом воин твердил ей с самого начала? Пытался донести, что главная - основная и первичная - цель сбора целителей у Лунного Камня заключалась вовсе не в получении знаков, не в общении с мёртвыми, но в разговорах друг с другом с целью самим разобраться. Он, честно говоря, в принципе не понимал необходимость вещих снов и знаков: знания врачевателей передавались из поколения в поколение, один воспитывал другого, тот заменял его когда придёт время, чтобы после передать всё известное уже своему ученику, а обращение к звёздам для Лютоволка было не то, чтобы проявлением слабости, но чем-то похожим - разве стал бы знающий и готовый самостоятельно принимать решения, а после нести за них ответственность, вскидывать голову к небу и ждать подсказки откуда-то свыше?

Слова о том, что предсказания берутся не из воздуха, кажутся ему забавными, и губы кривятся в саркастичной ухмылке.

- Конечно, не из воздуха. Из звёзд, - глаза сверкнут какой-то иронией, и Лютоволк окончательно убедится, что её взгляды слишком тверды, чтобы поколебаться, как, впрочем, и его собственные.

С пристальным вниманием он наблюдает за целительницей, и также пристально её слушает: снова Лунный Камень. Снова неумение самостоятельно сделать выбор, снова ожидание чужой помощи, от которой зависит твоя собственная. Снова, и снова, и снова. Всё упиралось в то, что при любой неясности целители непременно шли за советов и обращались к предкам, словно слепые котята, блуждающие в темноте и не видящие дальше носа.

- Вот как, - ведёт усами, чуть склонив голову набок. - разве слово предков для вас не является столь же значимым, сколько и слово предводителя? И разве ты не следуешь их воле? Так что же будет, если их воля прикажет тебе уйти? Если ты получишь знак или сон, что это необходимо? Ты будешь сомневаться, Вьюжнолапа. Об этом я тебе и говорю. Значит ты и сама понимаешь, что их власть не столь абсолютна, как вас учат или как ты привыкла думать, - а значит её преданность им всё же не столь велика, либо же их влияние в самом деле не было таким сильным.

И это ощущалось какой-то маленькой победой. Доказательством чего-то самому себе. Проще - своей правоты.

Лютоволк взмахивает хвостом, ударяя им землю, отводит уши в сторону, зная, что в чём-то права и она, но всё равно не понимает.

- То есть им, чей взор может быть обращён дальше, чем любой из наших, не подвластно остановить бойню или предупредить о ней? - ведь, по её словам, они знают гораздо большее, и если жизнь потомков для них так ценна, а они сами - так ими любимы, почему бы по-настоящему им не помочь? - разумеется, все битвы начинаются из-за живых, с этим я не спорю, но ты уверена, что предки предупреждают о них? Разве было от них предупреждение о Тёмном лесе до того, как это переросло во что-то серьёзное, или о любой другой войне, унёсшей жизни? - ответ он уже знал. Дождавшись, пока кошка приблизится, Лютоволк вытянул шею вперёд, сокращая между ними расстояние, и голос его прозвучал тише, твёрже, ниже. - так они направляют и помогают?

Она говорит так, словно предки способны снизойти до простых воителей, и словно однажды он сам сможет увидеть их или услышать. Это кажется какой-то котячьей сказкой, рассказанной королевой, коих Лютоволк за своё детство слышал огромное множество, но вот он - уже далеко не котёнок и не оруженосец, так ни разу в жизни не получивший подтверждение чужим словам, которые давно стали не более, чем вымыслом и легендой. А для кого-то, возможно, способом манипуляции.

С губ срывается выдох, и Лютоволк отстраняется, вновь увеличивая между ними дистанцию. Глаза в очередной раз окинут светлый силуэт сверху вниз, возвращаясь к кристально-голубым очам, и воитель слегка вскинет подбородок.

- Не вижу смысла жалеть о своих решениях, - в этом никогда не было смысла. - тем более о тех, которые я принял сам. А вот ты, Вьюжнолапа, вполне можешь, потому что за каждым из самых важных неизменно будут стоять предки. Я благодарен им за то, что они подарили жизнь каждому из нас, и свою благодарность выражаю не тем, что заглядываю к ним в рот, а тем, что продолжаю делать то, что когда-то делали они: ощутимо забочусь о племени. И пока от них помощи было не больше, чем от склевавших разнесённые семена птиц, в отличии от живых.