Ее дом был подобен Иерихону — несломимые стены его служили ей верной и прочной защитой от любого ненастья, и, едва шагнув внутрь, она всегда могла чувствовать себя в безопасности. Она могла быть уверена, что она в безопасности. Но, подобно глупой и любопытной юнице, она не могла всегда оставаться в четырех стенах, что хранили ее покой. Она искала чего-то ещё, и в том было ее искушение и согрешение. Даже если обычно она умело ставила крест, ограничиваясь лишь небольшим числом кварталов, что в закатные и рассветные часы оглашались звоном колоколов местной церквушки.

Тогда как она оказалась здесь?
Песнь реки заглушала рокот чудовищ, раздающийся где-то вдали, небольшие аккуратные дома вырисовывались перед глазами, напоминая знакомые районы (но лишь сбивая с толку), аромат трав навевал ласковые и теплые воспоминания о прошлом, которого уже не было, и лишь одна мысль не давала пестрой кошке покоя, лишь одно осознание: она совершенно не понимала, где находится, но четко видела, как солнечный диск, катясь по небосводу, медленно и лениво завершает свое шествие, угрожает окунуть город во мрак раньше, чем она найдет себе укрытие.
Говорят, домашним кискам не стоит выходить на улицу в одиночку, уходить далеко. Говорят, что не все двуногие добры и не всякий встречный улыбнется искренне и дружелюбно. Говорят, город таит немало опасностей, тайн, которые обитателям каменных коробок могут только сниться. Байки, слухи, легенды, которыми обмениваются между собой любимчики двуногих. Порой нелепые, порой пугающие. И только очутившись так близко к ним, понимаешь, что в такие моменты становится вовсе не до смеха.
И, может, Агнес не верила большинству из них, бредя вдоль набережной, она невольно обратила взгляд к небу, одними лишь губами прошептала молитву, остановилась, прислушалась, огляделась. Нет, ни единой зацепки, даже обманчивой, не встретилось ей. Пестрая фыркнула себе под нос тихо. Отчаяние ещё не охватило ее, но блуждания, которые привели ее сюда, длились для нее слишком долго, чтобы сохранить остатки уверенности, оставляя место одной лишь надежде.

Шаг.
Она замирает, оглядывается по сторонам. Хочется поверить, что собственные уши обманывают ее, что раздавшийся отзвук был лишь ее собственным или являлся лишь творением разыгравшейся фантазии. В опускающемся полумраке она не замечает чужой фигуры, но голос быстро развеивает всякие сомнения.
— Хей? — окликает ее незнакомец. И, если бы не байки, учащие не доверять чужакам, она, верно, сразу же бы отринула всякие сомнения под скромностью интонаций и под аккуратностью всех остальных слов. Лишь одна вещь напрягла ее больше, чем собственные домыслы: оборачиваясь, едва встречаясь с этой дружелюбной черно-белой фигурой, она не могла (как бы ни хотела), не наткнуться на многочисленные шрамы, что пересекали морду кота. Агнес опешила, отступила.
"Что с тобой случилось?" — слова застряли в глотке. И пестрая, колеблясь, проглотила их, понимая, что и без того уже слишком выдала свое состояние и что подобные вопросы были бы слишком неприличны, неуместны по отношению к тому, кто едва повстречался на пути и оказался, видно, небезразличен к чужой судьбе?
Эта мысль заставила Агнес собраться, поджать на мгновение губы. Еще раз оценивающе осмотреть незнакомца. Пожалуй, если бы не шрамы, он бы даже не вызвал ощущения опасности.
— Я... не могу найти свой дом, — произнесла пестрая, кивая в ответ на предыдущий вопрос и отводя взгляд в сторону, — А ты живешь где-то неподалеку, наверное?

— ... Каково это — не иметь дома? — вопрос сорвался с губ сам собой, хотела того пестрая или нет. Но незнакомец говорил об этом так свободно и весело, словно бы в этом не было никакой проблемы или какой-либо трагедии. Ей, домашней, чья жизнь целиком и полностью была пронизана этим словом, понятием, верно, было то не понять. И в растерянности и потаенном любопытстве, избегая шрамов, она наткнулась на чужие глаза.
Невольно он располагал и что-то говорило Агнес, что ему можно доверять. Хотя, казалось бы, доверять незнакомцу с улицы, которого ты знаешь лишь несколько мгновений? Кажется, пестрая и сама осознавала абсурд ситуации, скептически потому постаралась оценить раздавшееся вдруг предложение проводить ее, помочь. Но разве были у нее варианты лучше? Разве мог сделать этот чужак хуже, чем было уже?
Мог. А, может, и нет. Неизвестность всегда пугала, но, поколебавшись, пестрая коротко кивнула. Раздалось негромкое: "Хорошо," — и следом, когда в знак открытости Агнес сделала шаг ближе, — "Как тебя звать?"

— Майкл. А тебя как?
Имя незнакомца не было броским, непонятным, навороченным или сложным. "Майкл". Так просто и легко, без доли высокомерия, с коим иногда любили представлять себя некоторые домашние особы. На мгновение пестрая даже улыбнулась, может, едва не забыв, где и в какой ситуации находилась. И с кем.
— Агнес, — произнесла кошка свое имя с тем же дружелюбием, с которым к ней обратился бродяга, пусть и прикрытым легким флером привычной для нее сдержанности.
Где-то вдали раздался звон колоколов, отразился мимолётным блеском тревожной надежды в зеленых глазах, заставил повернуться в его сторону, задержать дыхание, замереть. И слушать.
— Думаю, нам лучше пойти, пока не стало совсем темно, — мяукнула домашняя, когда первый всплеск эмоций утих и на смену ему пришло осознание сомнительности выбранного ориентира: наверняка в городе была не одна церковь и кто знал, куда они забредут, следуя за одним лишь звуком. Агнес обернулась, чтобы уловить ответ со стороны черно-белого кота, чуть склонила голову набок.
Тревога отступила. Возможно, если он пришел под ее молитву, это был знак? Послание. Пестрая могла бы посмеяться над собой чуть позже, но сейчас невольно чувствовала некое расположение к чужаку.
— Ты хорошо ориентируешься в городе? — спросила она чуть глуше.