[indent] Паслён был потерян, Паслён был несчастен, от всех тех событий, ужасных, ужасных, что на поляне случились, обычно солнечно-радостной, а теперь потемневшей, сузившейся, как листик во время засухи.
[indent] Он вышел из своей палатки пошатываясь, подслеповато озираясь по сторонам и смотря на окружающих котов так, словно никогда в жизни их не видел. Их силуэты мерцали на периферии его зрения расплывчатыми тенями и не только из-за старческих, слабых глаз, а потому, что он… забыл, кем являются эти странные шерстяные тени. Упустил из виду их взросление, проспал посвящение, не обращал внимания, что за болтливые, вечно снующие туда-сюда оруженосцы меняли ему подстилку подстилку, и забыл, забыл, забыл, кто есть кто, кто был кем. Все коты, молодые и зеленые, и седые и мудрые, слились в его памяти в один клубок из мимолетных столкновений и образов. Не было понятно, где заканчивается один кот и начинается другой, где кончается образ Орлуши и начинается Дроздовки, где Скворушки а где Облачка, где Кометы где Дождя - они все такие похожие, такие… неотличимые… И он шел сквозь это поле теней, усеянное непонятными, странными фигурами и взволнованно качал головой из стороны в сторону, отмахиваясь от их голосов, как от назойливых мух. В мыслях он торопливо, сбиваясь и повторяясь, считал шаги, оставшиеся до черного лоскутка меха, что лежал в эпицентре всего этого страшного бедствия. “Двадцать шагов, Паслён, запомни, двадцать,” - сбивчиво говорил он сам себе, делая один осторожный шажок вперед - “Теперь девятнадцать, слышишь, семнадцать, пятнадцать.. ой, нет, пропустил цифру. Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, двадцать… то есть девять, восемь…” застопорился и остановился, виновато смотря под лапы. Замер, всматриваясь в черную шерстку с серыми проседями, в кровь, застывшую между пальцев, в морду, искаженную от предсмертного хрипа… Вздохнул. Вздыбил шерсть. Пошел дальше. “Так, было девять, да? Теперь восемь. Восемь, Паслён, уже не девять - восемь. Семь. Шесть… пять… четыре, три, два… один… один с половиной, с четвертью…”
[indent] Он был уже рядом, мог разглядеть слепо вытаращенные глаза юной девочки, уже покрывшиеся белесой пленкой, и почувствовать страшный запах, что шел от ее шубки. Остановившись в паре метров от нее - подойти ближе пока не позволяло скопление неразличимых, бубнящих силуэтов, скопившихся вокруг несчастной жертвы судьбы - он молча смотрел в пустоту перед лапами, тяжело сопел и часто моргал покрасневшими, как от слез, глазами. “Как же печально, когда столь юные, невинные души отходят к звездам…” - подумал он, терпеливо дожидаясь своей очереди - “Им бы еще бегать и бегать бы среди наших цветущих земель, радоваться яркому солнышку и вдыхать аромат настоящей жизни - молодости, если угодно. Ей бы… это же Воронушка, верно? Воронушке столько всего нужно было успеть, как торопилась она, как мелькала перед глазами. Но, ох, судьба-судьба горемычная. Как там говорится: “Неси свой крест, когда тоска сжимает твоё больное сердце до крови…” вот также и здесь, кровью обливается мое сердце при взгляде на… на Воронушку, да, на Воронушку. Ах, какое неуважение, Паслён, к умершей! Сомневаться в ее имени - значит призывать позор и бесчестие на мою седую голову! Ах, старый, мало ли тебе печалей!”
[indent] Когда тени отошли прочь, он тихо приблизился к оруженосцу и накрыл пухлой лапой ее глазки, закрывая их на веки-вечные. Потом осторожно, даже боязливо (от брезгливости ли, от ужаса ли касаться мертвой плоти) пригладил ей встопорщившуюся шерстку на макушке, да и… все, в общем-то. Маленькое изломанное тельце было не привести в порядок. Не сделать похожим на спящую, спокойную девочку. Но… надо ведь? Он смущенно приподнялся и обернулся на окружающих, не произнося и слова. В глазах сверкала такая растерянность, что невольно испугаешься: “Что, что такое с Воронушкой, Паслён? Почему ты выглядишь так, словно сейчас мы все окажемся на ее месте?” Потом перевел взгляд обратно на малышку.
[indent] Прибежал… серо-белый ученик, “взбаламутил воду”, на секундочку отвлек всех от него, Паслёна. И от нее, Воронушки. Но потом заметил их обоих, помрачнел, отвернулся, а Паслён весь сжался, став похожим на круглый подрагивающий шарик, и робко сказал:
[indent] - Её похоронить… А я… в промерзшей земле яму-то не… того…
[indent] Обвел всех щенячьими глазами, вжал дряблую морду в плечи.
[indent] - Хотя что уж я… да, я сам, сам, чего мне молодежь волновать… чего обязанности перекладывать, я сам, сам… а вы там о кланах, о лапах, а я… - забормотал он, осторожно берясь за загривок кошечки.
[indent] Его слабые лапы задрожали, а дыхание сразу сбилось от непривычного движения. Воронушка едва ли оторвалась полностью от земли, несмотря на то, что была такой маленькой, а он уже с ужасом думал, как будет взваливать ее себе на плечи. Не так же ее тащить… А если и так, то далеко он ее не утащит, сам замертво упадет, едва пересечет выход из лагеря. “Ох, Звезды…” - пронеслась в голове паническая мысль.