У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается
Masterpiece Theatre III
Marianas Trench

коты-воители. последнее пристанище

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » коты-воители. последнее пристанище » игровой архив » teacher — [ˈtiːʧə] сущ


teacher — [ˈtiːʧə] сущ

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

[nick]Иви-Людвиг Спенсер[/nick][status]пишем посты и никакого суецида[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/878/195101.jpg[/icon][zvn]школьница, 15 лет[/zvn]

https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/878/906070.png

https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/878/885219.png

https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/878/t133352.png

https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/878/277641.png

Human!AU
Иви Людвиг Спенсер <> Адриан Арье Элита

———————————————————————————————————————————
And if they ever hear my name, will the know I walked alone?
Around these dusty streets, my tired old home.

Отредактировано Щелкунчик (24.06.2022 17:44:04)

+1

2

[nick]Иви-Людвиг Спенсер[/nick][status]в следующий раз всё будет лучше[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/878/195101.jpg[/icon][zvn]школьница, 15 лет[/zvn]

Пастушка Джен — кто не слышал про неё? Пастушка Джен, пастушка Джен, пастушка Джен. Храбрая разбойница, лучший друг мальчишек и смелая воровка кукурузы. Ведьма с рыжими волосами, возлюбленная всех ровесников, враг всех преподавателей.
Пастушка Джен участвовала во многих громких событиях. Но настоящий фурор произвело последнее — она перестала быть учащейся своей школы.
Пастушка Джен уехала в столицу! Пастушка Джен будет поступать в колледж! — звучали голоса на обеденном перерыве. Пастушка Джен теперь в деревне. Пастушка Джен никогда не выберется в достойное общество — злобно шипели одни. Пастушка Джен вернется после Рождества, она уехала смотреть Европу, — запальчиво спорили другие.
Пастушка Джен, пастушка Джен, пастушка Джен. Её пропажа была как выстрел из ружья в тихом лесу. После секундного удивления наступила лихорадочная деятельность, сонная школа закружилась среди сплетен и подросткового максимализма. Особенно — восьмая параллель. Не удивительно, ведь Джен училась вместе с ними. Именно они, и без того яростные и веселые дети, стали эпицентром последних событий; взыграла горячая кровь, они почувствовали гордость за родство с пастушкой Джен. Крикливые, завистливые, амбициозные, они будто доказывали всем, что её наследие не скоро покинет школу.
Уже прошли четыре урока — невыносимые для детей, страшный сон для преподавателей. Наступило время пятого из шести занятий в эту пятницу, а именно Истории.
Близнецы Эриксон сидели в разных концах кабинета. Тот, что с родинкой — под самым носом преподавателя, а другой, с красными щеками — среди девчачьих бантов. Его лицо горело от волнения, он сопел и хлюпал носом, пытаясь спрятать свой восторг. А тот, что с родинкой, сохранял спокойствие. С его места осматривалось поле боя; он следил за преподавателем, как коршун, в ожидании осуществления их шутки. Изредка взгляды ученика и старика пересекались. Тогда тот, что с родинкой, скромно опускал глаза и перелистывал страницу учебника, создавая иллюзию вдумчивой работы. Но его краснощекий брат не мог скрыть своих эмоций. Он бесновался от нетерпения и никак не мог успокоиться.
Преподаватель, Чарльз-Луи Миллер, не замечал возбуждения близнецов. Теребя свободной от мела рукой свои жесткие усы, он думал про себя: Может, второго Эриксона тоже пересадить вперед? Кристофер на удивление внимателен сегодня. Видать, влияние Джерри губит его. А он толковый парень, ему бы больше терпения и дисциплины. Да, дисциплины.
Будто в подтверждение последней мысли, учитель резко и энергично провел мелом по доске. Так появилась последняя графа таблицы. Сверху над этой таблицей была написана тема урока. Снизу были три столбца: дата, описание, деятели. Вот то, чем ученикам полагалось сегодня заниматься. К сожалению, те были иного мнения - в комнате стоял постоянный шум, будто от работающего мотора. Гомон был не то чтобы наглый, но явно "осмелевший" после успеха предыдущих шуток.
Мистер Чарльз обернулся через плечо и обвел класс задумчивым близоруким взглядом. Ему было известно о слухах, окружающих восьмую параллель. Сам он не попадал под их прицел и надеялся, что эта тенденция сохранится в будущем. Мне не нравится эта активность Джерри, - впрочем, подумал он - Я хотел, чтобы девушки оказали на него облагораживающее влияние. Но он, видимо, смущается их присутствия.
Тот, что с красными щеками, никак не мог успокоиться. Он хихикал и хрюкал, прекрасно понимая, что мистер Чарльз всё видит. Возможно, именно это осознание подначивало его на смех.
Наконец, его соседка с силой толкнула его в бок, прорычав злобной собачёнкой: "замолчи, дурак". Тот дернулся, как от настоящего удара, и злобно шикнул на неё. Девочка это проигнорировала. Она послушной собачкой смотрела на учителя, будто ожидая поощрение за свою грубость. Впрочем, Мистер Чарльз уже вернулся к своей таблице.
Беверли, как и краснощекий, ужасно волновалась. Причиной этому служила не шутка близнецов (идея "отстоять честь" пастушки Джен всегда казалась ей глупой) — её переполняла злоба. Почему я, старательная, любимица (как ей казалось) преподавателей, вообще должна отвлекаться на Джерри? — думала она — Он слюнтяй, лентяй и отменный дурак!
Джерри разделял недовольство Беверли. Почему он должен делить место с этой скучной, противнейшей девчонкой? Зачем нужно пересаживать брата вперед и оставлять Джерри одного? Почему хотя бы не разрешить ему пересесть к друзьям: Ларри, Оливеру или Свену?
Будто в ответ на мысли краснощекого, мистер Чарльз вновь обратил на себя внимание. На этот раз не одним лишь взглядом - а своим фирменным криком.
Повтори, что я сказал, Ларри-Шарлотта Нюман!
Фирменный крик в сторону его козла отпущения, кудряшку Ларри. Тот отвечал ему партизанским молчанием. Краснел, дергался, хватался руками то за карандаш, то за книгу, но молчал. Прятал глаза от учителя, смотрел в исписанную каракулями парту и молчал.
Ларри обещал, что на следующую придирку преподавателя ответит, как подобает смельчаку — прокричит что-то оскорбительное и глупое. Он говорил: то, что мой отец приходил жаловаться насчет меня, не дает ему никакого права! Его идею всегда поддерживали с энтузиазмом. Не мудрено — именно за подобные выходки школьники восхваляли Джен. Он должен был стать примером смелости — самоотверженной, глупой, наглой смелости с громкими и скандальными выходками. Как пастушка Джен!
И все-таки он молчал.
Беверли подняла руку. Мистер Чарльз посмотрел на неё, потеребив рукой щетку-усы. И все-таки, поразмыслив, он вызвал Фэй — девчонку с дурацкими веснушками и двумя глупыми хвостиками на голове.
Поднявшись на дрожащие ноги, скрестив руки на груди, будто молясь о милости преподавателя, Фэй быстро и неразборчиво протараторила ответ. Она дергала головой в такт словам, отчего её глупые хвостики тряслись и она напоминала клюющую курицу. Её щеки ужасно горели. Она чувствовала, что все смотрят на нее, все смеются над ней. Она чувствовала на себе взгляд голубых акульих глаз Ларри, разочарованных и злобных от своего проигрыша. Её окружал монотонный гомон чужих голосов, равнодушных к её ответу, и её голос затихал, и хвостики дергались заметнее.
Мистер Чарльз разрешил Фэй сесть, пробормотал что-то между "Хорошо" и "спасибо". Но гомон в классе не замолк. Напротив, чувствуя единение после общей нелюбви к Фэй, подростки заметно осмелели. Даже Джерри, обычно не занимающимся тем, чтобы смеяться над кем-то, прохрюкал что-то грубое в отношении Фэй. И даже Ларри, осмелев, всем корпусом повернулся к друзьям Свену и Оливеру и начал злобно оправдываться.
Мистер Чарльз чувствовал, что он должен навести дисциплину в классе. Пожалуй, самым разумным было бы... "спасти" младшего Эриксона от самого себя. Это не дело, — подумал тот, пряча гримасу злости за щеткой-усами.
Джерри — рявкнул мистер Чарльз — поднимайся.
Учитель постучал пальцами по парте девочки, сидящей ближе всего к окну, непосредственно перед его столом. Он рассудил так: если Джерри будет на этом месте, то не сможет переговариваться с близнецом, но при этом будет на виду у меня.
Поменяйтесь местами с Джерри, — сказал он девочке, не потрудившись назвать её имени и лишь пальцем показав куда-то в центр зала.
Девочка заметно вздрогнула и сразу вскочила на ноги.
Не то, чтобы она была изгнанником, как Фэй. Не популярная девчонка, как Беверли и её подруги. Не часть оппозиции, как кудряшка Ларри, Оливер и Свен. Серое пятно на периферии учебной комнаты. Ни отличница, ни двоечница. Ни красивая, ни уродливая.
Она просто... была. Старалась учиться, но не пыталась кому-то понравиться.
Возможно, именно поэтому мистер Чарльз не заботился о её чувствах. В его приоритетах был громкий, заметный, пусть и ленивый ученик.
Теперь вы всегда будете так сидеть, — продолжил учитель — Вы, Джерри, будете сидеть здесь до конца года.
Хорошо, мистер Чарльз, — пискнула девочка.
Она старалась как можно быстрее освободить место. Чем сильнее она торопилась, тем становилась неуклюжее, более шумной и смешной. Над ней сгущался гомон голосов скучающих людей, и она чувствовала, будто всем мешает. Но ручки, карандаши, бумажки - всё сыпалось у неё из рук. И она злилась, торопилась и мяла бумажки, пытаясь упихнуть всё как можно быстрее. Стоило щелкнуть замочку на сумке, как она резко дернулась и отошла от своего места, будто оно было ей ненавистно.
Иви-Людвиг Миллер — вот, как её звали. Глупое имя, глупая внешность — даже глупее, чем у нелюбимой всеми Фэй.
Её волосы были неопределенного цвета, то ли русые, то ли светло-коричневые. Такие, что в свете зимнего ненастья были неприятно седыми. Иви собрала их в две толстые косы, однако растрепавшиеся у основания. Сколько бы она не пыталась пригладить их, они упрямо пушились и падали длинными перьями на лоб, спину и плечи. Как неопрятно! — думала бедная девочка. Но сделать ничего не могла.
С лицом, искаженным в гримасу страха и стыда, Иви заняла предписанное ей место. Теперь она, и так незаметная, совсем терялась среди белых бантов и широких спин других учеников. Не поднимая глаз, она шепнула глупое "привет" соседке Беверли. Но та, слишком поглощенная уроком, не услышала тихого голоса (или просто не захотела услышать?), и Иви почувствовала себя маленькой и никому не нужной. Всего спустя пять минут — она уже чувствовала тоску по своему прошлому месту.
Будто насмешка над ней, над тем, как она торопилась собраться — прозвучал звонок. Не успев вынуть своих вещей из портфеля, Иви торопливо поднялась и посеменила к выходу. Она прошла мимо учителя, пробормотав что-то на прощание и, как обычно, пряча глаза.
Глаза её, как и волосы, были дурацкого неопределенного цвета. Серо-зеленые с вкраплениями карего вокруг ободка радужки. Они производили неприятное впечатление "драконьего взгляда", как однажды ей сказала Дафния. Поэтому Иви не любила свои глаза и всё чаще смотрела в пол, на руки, в книжку. Будто смотреть в кому-то глаза было чем-то постыдным, чем-то "не её уровня".
Стоило ей отойти на пару шагов от кабинета, как класс взорвался хохотом: наконец произошло то, что с таким нетерпением ждал Джерри. Иви почувствовала, как её лоб и щеки покраснели. Она вжала голову в плечи. Шаг ускорился сам собой. Туфли-лодочки застучали по холодному полу, всё ускоряя дробь, пока не перешли на скорую рысь. Казалось, что она пыталась спрятаться от этой жестокой шутки, чувствуя, что она тоже виновата в произошедшем. Зачем, зачем, зачем так делать?
Она знала, что для дружбы со своими ровесниками ей нужно присоединиться к общему гомону, ей нужно нагло и озлобленно смотреть на мистера Чарльза, краснеющего, как и она сейчас, и беспомощно улыбающегося в щетку-усы.
Но она убегала.
Цокали носки туфель, прыгали на плечах косички, в портфеле путались ручки, тетради, мелки. Её некрасивые глаза щурились, силясь удержать эмоции обиды, жалости и злости на саму себя — чтобы они не вылились в виде глупых, неуместных слез. Её одинокие красные туфли заклацали по ступенькам, пока она бежала со второго этажа на третий, а затем и в нужный кабинет. Какая же я плакса, — проскулила она, утирая косичками лицо.
Пустой, неестественно тихий класс.
Даже преподавателя еще не было.
С низко опущенной головой она прошла к своему месту — третья парта от доски, ближайшая к окну. Иви-Людвиг села, открыв перед собой учебник, и зябко повела плечами. Её серое платье, даже с черным жилетом поверх, было слишком холодным для зимней поры. Поэтому она прикрыла ноги своим широким шарфом, связанным руками мамы. Может, она и вовсе укрыла бы плечи курткой — но так было нельзя. Ученикам запрещено ходить в верхней одежде по школе.
И всё равно куртка осталась внизу, на вешалках, — с тоской подумала девочка. От холодного стекла её отгораживал цветок в огромном горшке. Но это не помогало от мороза — скорее было моральной поддержкой для щуплой, вечно мерзнущей девочки. А иногда она могла спрятать лицо за длинными, ниспадающими листьями. Тоже своего рода спасение.

Отредактировано Щелкунья (27.02.2022 19:59:29)

+3

3

Мгновения до звонка длились, верно, вечность, и до смешного странно было ощущать это чувство, что должно бы было преследовать тех, кто сидел за партами, а не его, преподавателя. Поскорей бы конец. Скорее бы все это закончилось. В юные годы он молился, чтобы звонок не звенел как можно дольше: минуты урока служили ему защитой от потенциальной угрозы, что исходила от окружения. Сейчас все поменялось. Он спиной чувствовал на себе пристальные взгляды. Он был заперт, словно заяц в клетке с волками.
Тебе некуда бежать, Адриан. Что за чушь ты несешь? Они всего лишь дети.
Мел ломается под пальцами, когда он доводит номер домашнего задания на доске — маленький просчет его идеального плана. Но от полного краха его спасает наполняющий кабинет звон, что ставит жирную точку на пятом из шести пунктов расписания.
Заканчивайся уже.
Краткое пояснение, прощание. Усталым взглядом он провожает мигом засобиравшихся ребят. Им тоже не терпелось уйти. Сжимает в пальцах злосчастный мелок, словно боясь позволить ему развалиться у всех на виду. Молчаливо кладет его на место, когда последний из учеников покидает класс. И уходит следом. У него было минут семь на одиночество и на то, чтобы прийти в себя.

Он по фамилиям мог назвать каждого, из-за кого в этой школе у него начинался нервный тик — ночным кошмаром было, когда в классе таких было слишком много: слишком шумных, непослушных, неугомонных, видно, позабывших об уважении и морали. Старший? Ничего не значило.
Хотя с его возрастом, с этим ростом...
Рваный горький смешок срывается с губ, Арье упирается руками о борта раковины, но даже не поднимает взгляд, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Он наблюдает лишь за тем, как с журчанием из крана бьет холодная вода. Так ровно. Уверенно.
Он сжимает зубы. На этот день остается пересечь последний рубеж. На этой неделе — лишь три дня. Полгода до отпуска. Вечность до скончания жизни или хотя бы пенсии.
Он не хотел верить, что теперь так будет постоянно, но не находил и малейшего намека на улучшение ситуации.
Срываться тоже было некуда. Сорваться — бросить все на самотек вновь, а там лишь дно жизни с шатанием по притонам, с грязными шприцами и саморазложением. В свое время гнилое дыхание уже обожгло его затылок.
Прежде чем уйти, он ополаскивает лицо ледяной водой, закрывает кран.
Нужно взять себя в руки — от себя становилось противно.

В кабинете было тихо и прохладно, весьма пустынно, хотя до начала занятия оставалось не так много (может, минуты три). Лишь невысокая фигура замерла у окна, но, видно, была слишком увлечена своими мыслями и тревогами, чтобы обращать внимание на явившегося преподавателя. Адриан не знал, нужно ли ее беспокоить. Он чувствовал себя не в своей тарелке, наблюдая эту картину, но ничего не мог сделать. Он постарался отстраниться.
Короткое сдержанное приветствие, место учителя у доски, дружной гурьбой ввалившиеся в класс гогочущие и, видно, развеселенные ребята. Его мало интересовало, что именно их так возбудило: он лишь хотел, чтобы они замолкли и перестали его нервировать.
Прозвенел звонок — началось новое испытание. Какие-то дурацкие темы, какие-то дурацкие дети, какой-то дурацкий он. Адриан выводит на доске задания и формулы. Ему приходится постараться, чтобы добиться в классе тишины, когда начинаются перешептывания и смешки. Он знает, что они не хотят его здесь видеть. Он знает, что им нужна их старая преподавательница — милая старушка, а не какой-то мужчина, который не побоится, в лучшем случаи для обеих сторон, отправить их к директору за малейшую провинность.
Но сейчас все прошло достаточно тихо. Кажется, класс уже нашел себе жертву дня, и Адриан мог радоваться тому, что это был не он.

[nick]Адриан Елита-Лихтенберг[/nick][status]Узник оков разума[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/485880.png[/icon][zvn]Преподаватель математики, 23 года[/zvn][sign]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t405349.jpg https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t655483.png https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t97862.jpg https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t738740.jpg https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t981179.jpg

Said if I were you, I wouldn't love me neither[/sign]

Отредактировано Одуванчиковый (02.02.2022 19:53:48)

+1

4

[nick]Иви-Людвиг Спенсер[/nick][status]и что "взросление" должно означать?[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/878/195101.jpg[/icon][zvn]школьница, 15 лет[/zvn]

All the kids are depressed
Nothing ever makes sense
                                                I'm not feeling alright
                                                Staying up 'til sunrise

ㅤㅤГабриэль бежал по узкому коридору, чувствуя, что находится в своем ночном кошмаре. Его ноги подгибались от страха. Шаги становились неуклюжими, резкими. В попытке убежать он совершал огромные прыжки, от которых колени выгибались внутрь, а каблук едва удерживал сцепление с тёмно-зеленой плиткой. Его волосы мокрыми косичками разметались по лицу, сморщенному от ужаса. Габриэль знал, что они бегут за ним стаей волков, а он удирает косулей.
ㅤㅤ— А ну остановись! Мы не договорили, урод!
ㅤㅤОн вырвался на забитую людьми лестницу и, перепрыгивая через четыре, пять ступенек за раз - вылетел на первый этаж, а оттуда в темную комнату. Раздался грохот хлопнувшей двери. Его лицо погрузилось во тьму, а дрожащие руки, со сломанными ногтями и покрытые кровью — вцепились в дверную ручку.
ㅤㅤ— Он должен быть здесь!
ㅤㅤРаздался сильный, жестокий удар по деревянной двери. Он ощутил, как волны от этого удара — еще только напоминающие дрожь, не болевые — пролетели по его ногтям и пальцам, вгрызлись в локти и в шею. Он сжал зубы и сильнее вцепился в железную ручку, прижавшись телом к двери. Он чувствовал, что его жизнь зависит от того, удержит ли он дверь закрытой.
ㅤㅤЕще один удар, еще одна шоковая волна.
ㅤㅤГабриэль, почти слившийся с дверью, по инерции отлетел назад и тут же дернулся обратно, с грохотом ударяясь лбом о деревянную плоскость. И он знал, что это выдало его с головой. Выстрел из ружья — предсмертное хрипение косули. Его пальцы беспомощно сползли с железной ручки, покрытой его кровью и потом. Теперь бессмысленно даже пытаться, — решил он для себя, чувствуя, как сердце колотится будто в предсмертной горячке.
ㅤㅤНо, должно быть, они наигрались со своей добычей. Или, может, раздался школьный звонок? Габриэль не мог разобрать. Его воспаленный разум слышал лишь звук их шагов, отдающийся болью в избитых ребрах. Его испуганная голова не могла понять, приближаются они или нет. Отходят, чтобы выломать дверь? К ним идёт кто-то еще?
ㅤㅤЕго руки окончательно отпустили дверь, и он с грохотом рухнул на спину. Его голова ударилась о пыльный пол кладовой. Мышцы моментально расслабились, будто истратив весь запас прочности, больше не способные на то, чтобы защищаться. Ещё пара мгновений, и всё закончится. Но...
ㅤㅤОн ничего не слышит.
ㅤㅤЕще не веря, он дёрнул слабыми ногами, оттягивая себя от двери и пятясь в темнота. Тут же он упёрся спиной в железные ящики и ножки швабр. Комната, оказывается, была крошечная. Но он по инерции шевелил ногами, пытаясь протолкнуть тело как можно дальше от опасности. Габриэль не чувствовал ничего, кроме ужаса и опьяняющего, еще бессознательного облегчения, которое выразилось на его лице полу-оскалом полу-безумной улыбкой.
ㅤㅤНаконец он замер. Обхватив разбитыми в кровь пальцами свои ноги, прижав их к груди так сильно, что было тяжело дышать, он спрятал лицо между коленей. Глаза слепо смотрели в темноту, изо рта равномерно стекала кровь, опускаясь к шее тёплой, щекотной дорожкой. Его разбитые в мясо губы улыбались.
ㅤㅤНеожиданно для себя, Габриэль громко, надрывно всхлипнул.
ㅤㅤЭто было настолько внезапно, что на мгновение протрезвило его. Он задержал дыхание. Но из груди тут же вырвался скулёж, отдавшись болью в разбитом носе и заплывшем глазе. Габриэль провел рукой по лицу, чувствуя что-то мокрое — в темноте нельзя было понять, была это кровь, слюна или все-таки слезы — и тут же его глаза слиплись, лицо исказилось скопищем уродливых морщин. Он с озлобленностью уткнул лицо в свои колени, нажимая коленными чашками на глазные яблоки, надрывно, громко, уродливо плача.

I think too much, we drink too much
Falling apart like it's nothing
                                                               I want to know where do we go
                                                               When something's wrong

ㅤㅤГромкие всхлипы стали реже, лицо ослабило напряжение, но слёзы никак не останавливались. Лились и лились, следуя протоптанной дорожке.
ㅤㅤЧем больше он концентрировался на своем страдании, тем лучше осознавал, что он не заслужил его, и тем сильнее шли слёзы. Всё, происходящее с ним, это отвратительная шутка, почему-то направленная из всех людей этой школы, этой страны — именно на него. Одно лишь осознание, что он не виноват, приносило ему облегчение. Он не виноват! Это всё братья Эриксоны, и свинья младший, и старший. Это их подпевалы. Это Свен, наносящий самый последний и жестокий удар — сегодня он хотел попасть в голову, но Габриэль успел дернуться прочь и получить лишь скользящий по ребрам.
ㅤㅤГабриэль спросил себя, что было бы, не успей он увернуться. Пробило бы ему череп?
ㅤㅤС жестокостью, прямой наследницей отчаяния, он сказал, что несомненно бы умер. Его мозги раскидало бы по тёмно-зеленой плитке, как очаровательный мраморный узор. Лицо Свена сияло бы жестокой радостью, пока он не увидел кровь. Кровь — под его ногами, на аккуратно выглаженной рубашке, на отцовских ботфортах. Тогда уродливое лицо Свена исказилось бы ужасом; оно стало бы иронично похоже на уродливое плачущее лицо Габриэля. 
ㅤㅤГабриэль вздрогнул. Только сейчас, почему-то очнувшись, он заметил, что с силой вжимал ногти в кожу рук и впивался зубами в разбитые губы. Он поймал себя на этом и тут же расслабил мышцы, закрыл рот, из которого теперь доносились лишь болезненные стоны и сиплое дыхание; понял, что слезы давно высохли.
ㅤㅤЕго мысли текли медленно. Эвтаназия чувств.
ㅤㅤㅤㅤСидеть и просто надеяться, что станет лучше.
ㅤㅤㅤㅤЗапах старых листьев. Пыль под ногами. Птичий пух, застрявший в когтях у кошки. "It's not fair". Гудки в телефонной трубке. Распущенные волосы. Гитара с порванными струнами. Смущенная улыбка, за которой прячется страх. "Why won't you forgive me? You would forgive yourself right away!"
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤВеточка вербы в птичьей лапе. Лиминальные пространства.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤСиний экран смерти.
ㅤㅤОн провел одной ладонью поверх другой, будто проверяя целостность пальцев. Для него было открытием, что пальцев он не чувствовал — они будто онемели на холоде, чувствуя лишь сильное нажатие - и то, чувствуя его не как нажатие, а как режущее действие. Онемевшими пальцами он провел по лицу. Было странно ощущать кожей щек бугристые пальцы, заляпанные застывшей кровью — по при этом не чувствовать пальцами текстуру щек. Он коснулся своего носа и тут же зашипел от боли. Провел холодными, посиневшими пальцами по ногам: коленям, мокрых от слез; расшнурованным ботинкам; попытался пошевелить ногами внутри кожаных кроссовок, но те, как и руки, отвечали неохотно и скованно.
ㅤㅤГабриэль подумал о том, что ему пора подниматься, но его тело молило о том, чтобы оставаться неподвижным. Он знал по опыту, что, стоит ему оказаться в вертикальном положении, как он тут же упадет без сил. Он помнил это: он попытается встать, хватаясь ладонями за стену, затем медленно выпрямится; на секунду ему покажется, что стало легче дышать; потом начнут дрожать ноги, перед глазами всё поплывет; он начнёт задыхаться и падать, падать — и вот, он медленно оседает на пол.
ㅤㅤИ всё же...
ㅤㅤЧерез полчаса  Габриэль идёт по коридору, незаметный среди пёстрых юбок, жилетов и портфелей. Он просидел в кладовой весь урок истории, решившись выйти лишь услышав школьный звонок — и теперь он шел, спрятав избитое лицо за волосами и держась пальцами за края рукавов, натягивая их почти до костяшек, чтобы скрыть синяки.
ㅤㅤОн остановился у двери на четвертый этаж.

ㅤㅤㅤㅤНе показывай слабость
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤЯ не могу это сделать
ㅤㅤㅤㅤГабриэль!
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤОни за этой дверью.
ㅤㅤㅤㅤБудь мужчиной, не позволяй свой страх этим бандитам
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤОни в кабинете, ждут, когда я появлюсь. Я не смогу убежать! Я буду идти домой, они догонят меня, они закончат начатое.

ㅤㅤИви-Людвиг видела, как Габриэль появился в шумном коридоре, как он шел, ссутулившись и болезненно морщась при каждом шаге. Но, что важнее, она увидела бордовые пятна, которые он так отчаянно пытался скрыть. Она вскочила со своего места. Габриэль, Габриэль, Габриэль, — в ужасе подумала девочка — это опять они с тобой сделали? Какой кошмар, мой милый, бедный... это далеко не первый раз... сейчас, я-
ㅤㅤНо тут же раздался звонок, и Габриэль, как подбитая птица, в ужасе дернулся, развернулся и убежал обратно к лестнице. Иви успела заметить, что его лицо было похоже на лихорадочное: бледное, с впалыми скулами и горящими щеками; но затем мальчик скрылся за стеклянными дверьми. Она упала на стул.
ㅤㅤВсего пара минут — и вот, началось последнее занятие в эту безрадостную пятницу. Безрадостную, вероятно, только для Габриэля и Иви Спенсер, однако все остальные в их дружном классе явно не разделяли хмурый настрой своих "друзей": особенно братья Эриксоны, Ларри и Свен, которые с довольными, наглыми, красными лицами глазели на учителя и будто говорили: "Ну, карлик? Есть у тебя хоть что-то, что может напугать нас?". Иви невольно задержала взгляд на Ларри, сидящем на соседней парте: он, такой кудрявый, веснушчатый и добрый — Иви не позволяла себе сомневаться в том, что он действительно хороший человек — выглядел непривычно взволнованным и оттого скалился, громко разговаривал и жмурился, как счастливый котёнок. Не было и сомнения в том, что это счастье объяснялось произошедшим с Габриэлем. Но представить, чтобы Ларри бил его… Иви не могла сдержать дрожи и всё же не отводила взгляд — искала хоть что-то, за что можно было бы уцепиться в его поведении и найти причину простить его.
ㅤㅤЛарри заметил этот упорный взгляд. Он всем корпусом наклонился к ней и прошипел:
ㅤㅤ— Отстань, надоедливая.
ㅤㅤИви дернулась, как от удара. И вдруг она почувствовала, как от мистера Элиты пошла волна отвращения к ним, всем детям в этом кабинете. Может, слова Ларри были последней каплей? Или наглое “глазенье” Иви сыграло свою роль?
ㅤㅤОни с Ларри синхронно подняли головы и увидели то самое выражение лица учителя, которое так пугало Ларри и заставляло сердце Иви жалостливо сжиматься.
ㅤㅤВот уж кого, а мистера Элиту она могла простить и понять в любой ситуации, независимо от его действий. Вот и сейчас, он позвал кого-нибудь взять "бумажки" с его стола — очевидный знак того, что их ждет контрольная работа — и Иви, с грустной улыбкой поднялась из за стола. Она уже представляла себе, как он будет проверять работы ненавидящих его учеников и сидеть, как обычно, до полуночи. В этом, наверное, они были немного похожи — Иви давно взяла на себя "организационные" вопросы в классе: говорить, кто есть и кого нет, раздавать задания и проверенные тесты, бегать за новыми мелками или приводить директора. Ей всегда казалось, что никто не замечает ее стараний и, более того, считает их позорной обязанностью. Вот и сейчас, раздавая листочки и задания, она едва ли могла рассчитывать на благодарность со стороны ровесников. Как и мистер Адриан.
ㅤㅤ— Сегодня все есть — шепнула Иви-Людвиг учителю.
ㅤㅤЗатем, помявшись, она добавила:
ㅤㅤ— Кроме Габриэля. Но у него... уважительная... причина, — её голос превратился в шепот на последних словах.
ㅤㅤЗабрав стопку листочков со стола, девочка обернулась к своему классу. Она поймала несколько злобный взглядов, направленных на нее как на предвестника грядущей беды. Некоторые вещи, должно быть, никогда не изменятся, — невольно подумала она, когда из её рук грубо выхватили листок с заданием, когда кто-то прошипел “сдалось оно мне всё” и кто-то посмотрел на неё злобный взглядом — но их можно понять… Я ведь и сама такая же? наверное…
ㅤㅤНо едва ли Иви была похожа на детей, окружавших её. Даже она это понимала. Она отличалась от других не в том же контексте, что братья Эриксон из-за своего богатого наследия или отменной наглости; не как Свэн своим безразличием к другим; не как Фэй тем, что её презирал каждый второй. Пожалуй, больше всего она была похожа на нелюбимого всеми преподавателя, который, однако, прощает всё безалаберным детям и говорит сам себе, что он гораздо больше виноват в гомоне и непослушании, нежели его подопечные. Что-то вроде мистера Элиты, однако совершенно противоположное ему, и всё же — отчаянно похожее.
ㅤㅤЕй было известно, что она не получит выше тройки за этот тест — точно также, как Габриэль прекрасно знал, что его мучители набросились бы на него стаей собак, явись он на последнее занятие. И всё же она старалась. Как и всегда: честная, терпеливая, всеми силами пытающаяся не обращать внимание на других детей, списывающих откровенно и бесстрашно; она видела перед собой только листок с шестью номерами и кратким описанием к каждому, и весь мир будто растворился вокруг неё,слишком незначительный в этот момент. И, кажется, у неё что-то получалось? Едва ли Иви могла поверить в это серьезно, но на её листе появлялись какие-то расчеты, какие-то объяснения и даже гордое геометрическое ч-т-д. Голова начала болеть от старания успеть сделать чуточку больше, чем то, что она могла ожидать от себя. Но… ожидания не оправдались.
ㅤㅤРядом с ней появилась светлая фигура, и она испуганно дернулась, подумав, что это Ларри. Её взгляд пересекся с усталым, окруженным тёмными кругами взглядом мистера Элиты, и она смущенно улыбнулась. Она даже не догадалась, чего он ждет от неё: её улыбка начинала дрожать, руки прижимали листочек с ответами к столу, будто бы кто-то пытался его украсть, и пальце на мгновение дрогнули, будто в порыве подхватить свои вещи и уступить место.
Может, он хочет пересадить меня также, как это сделал мистер Чарльз? Или он подумал, что я выполняю задания не честно, списываю? Или…  — испуганно думала она. В итоге ему пришлось рукой указать на листок.
ㅤㅤ— Простите, — в ужасе выдохнула Иви, чувствуя, как её щеки покрылись алыми пятнами; Мне нужно было сразу… я должна догадаться… глупая! Ох, Иви, что это было?
ㅤㅤЛисточек с ответами уплыл из её маленькой ладошки в руки мистеру Элите; Иви больше не поднимала на него глаза, чувствуя себя неожиданно маленькой и глупой.

Отредактировано Щелкунья (27.02.2022 20:01:04)

+2

5

Тишина — иллюзия, которую он пытается сохранить, страх — замена уважению. Ловя на себе взгляды из толпы, Арье знает, что притаенные канцелярские ножчики, циркули, остро заточенные карандаши станут оружием против него, стоит только погасить свет и развязать окружению руки.
Он моргает, смахивает крупицы кошмарных сновидений. Но насмешливые взоры из класса реальны. Даже пятнадцать лет жизни не могут изменить их, возвращая события к прошлому, заставляя Адриана почти незаметно отдернуть рукав чуть ниже, чтобы скрыть шрамы от ожогов.
Перешептывания, небольшая перекличка, преподаватель кладет на стол стопку с заданиями. Была ли то месть, желание, как говорится, приструнить? Когда по классу прокатывается мимолетная волна оцепенения, Елита-Лихтенберг не испытывает радости, лишь ведет плечами, вслед за этим немилосердно убеждая класс в их маленьких догадках:
Приготовьте двойные листочки.
Он знает, что последует за этим: кто-то посмотрит еще с надеждой, кто-то растерянно, кто-то (большинство?) с неприязнью, а кто-то просто отмолчится.
"Вы же не предупреждали!" — раздастся глас вопиющего в пустыне откуда-то с задних рядов, мимолетный, неуслышанный призыв к справедливости. Ответить на него просто, но Арье лишь раздраженно поджимает губы, взглянув на ученика и вскинув бровь.
Единственная фигура трогается с места в свете нерешительности и забирает листки со стола. Молчаливый протест рушится под одним неизбежным актом подчинения. Никто больше не возражает. Возражать дальше бессмысленно. Власть установлена, роли прописаны.
Преподаватель ждет, когда перед каждым окажется задание, лишь вслед за этим он принимается за его краткое объяснение, как будто намекает, что материал уже был пройден, словно стремясь тем самым подчеркнуть неозвученный прежде ответ. Он не тратит на это много времени, прописывает заодно на доске домашнее задание. Мел крошится и пытается выскользнуть из пальцев, но Арье лишь фыркает, сжимает его крепче.
Вопросы?
Тишина — ответ.
Можете приступать.

"Списать не удастся", — то, как обозначил свою позицию Адриан еще на первом занятии и теперь неуклонно следовал за ней, внимательно, едва ли не подобно сторожевому псу, наблюдая за классом. А подслеповатый и слабый сторожевой пес, верно, был более агрессивен, нежели большой и уверенный в себе.
Первые листки оказались на столе. Почти пустые, но Арье и не ожидал иного. Затем еще, число доходит до десятки, переваливает. Почти все. Со звонком еще несколько работ оказываются на столе. Не хватает одной.
Молчаливо Адриан останавливает взгляд на Иви. Юная трудяга еще старается что-то вывести на исписанном листке, и, может, с минуту он не трогается, наблюдая за тем, как стрелки старых часов, висящих на стене, отбивают свой ритм. Однако, надавливая на глазные яблоки пальцами, чтобы снять напряжение, поправляя очки, он говорит себе, что не должен делать поблажки.
Было ли сочувствие, понимание? На мгновение, да. В памяти промелькнули неприятные, а то и болезненные воспоминания, образы.
Время вышло, — был короткий и чуть усталый ответ на кроткую улыбку и потерянный взгляд.
И Иви-Людвиг Спенсер снова не сопротивлялась, как и тогда, она... оказалась на его стороне?
Листок был в его руке, мимолетно Арье пробежался по нему взглядом, чтобы оценить объем выполненной работы.
Ужас, с которым ученица выпалила слова извинения, стыдливое выражение на лице. "Чтобы слушаться, они должны меня бояться?" — вопрос, который пронесся в голове преподавателя. От него неприятно заныло под ложечкой, это был протест. Свой против себя. Неразрешенное противоречие, заставляющее отступить и положить листок в стопку.
Все в порядке? — он спрашивает это, обращая на Иви взгляд снова. В классе уже никого нет, все разошлись в тот момент, как только им дали такую возможность. Почти все, точнее.
Если тебе что-то непонятно, мы можем договориться о консультации, — произнес Адриан на выдохе, дернув плечами, и вслед добавляя уже строже, сдержаннее:
Если не секрет, какие уважительные причины преследуют Габриэля? Это не первый пропуск.
Глаза пробежались по работам, подсчитывая их количество вновь. В голове в расписании уже было отмечено время для их проверки. И для еще тройки стопок листков и тетрадей, которые он забрал домой.

[nick]Адриан Елита-Лихтенберг[/nick][status]Узник оков разума[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/485880.png[/icon][zvn]Преподаватель математики, 25 лет[/zvn][sign]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t405349.jpg https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t655483.png https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t97862.jpg https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t738740.jpg https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/t981179.jpg

Said if I were you, I wouldn't love me neither[/sign]

Отредактировано Одуванчиковый (12.03.2022 12:41:35)

0


Вы здесь » коты-воители. последнее пристанище » игровой архив » teacher — [ˈtiːʧə] сущ