[indent]Топянку сжирало горе изнутри, будто обжигающе-ледяное пламя – она и не знала, что оно ощущается так. Смесь горечи и обиды, смесь отчаяния и боли – ничего конкретно, не существует такого слова, чтобы описать пустоту в ее груди, грубо душу стягивающую в точку – раздирая на куски там, где она пыталась сопротивляться. Она и не знала, что может так сильно болеть что-то внутри – что-то, чего невозможно увидеть, невозможно потрогать и невозможно наложить повязку из целебных трав – с такой травмой не придешь к Сивой, не пожалуешься на разбитое сердце, не попросишь паутиной его туго-накрепко смотать – чтобы перестало биться.
[indent]Пестрая сжалась в комочек, пыталась локтями и коленками сжать грудную клетку – схлопнуть растущую черную дыру, ребра с двух сторон соединить, чтобы они собой закрыли звенящее – ничего. Они только посвятились, а ей уже не хотелось учиться охотиться, не хотелось учиться сражаться – и даже границы были не так интересны, как раньше. Они с Камышиком и Раскатом все детство мечтали, как выберутся из осточертелой Детской и отправятся исследовать огромный мир. А сейчас ей хотелось вернуться обратно. Обратно в эту душную, постоянно пахнущую молоком и полную пищащих котят палатку – когда Оцелотка еще была с ними.
[indent]Топянка оглушительно шмыгнула маленьким розовым носиком – глаза постоянно слезились.
[indent]И еще этот… Коготок.
[indent]Она думала, у них будет новый братец или сестричка. Думала, что, несмотря на смещение ее матери с поста предводительницы, несмотря на то, что посвящала малышку в оруженосцы уже Ручей Звезд – материнская глашатая, занявшая ее место – у них будет прекрасная семья, ее опора. Опора для племени.
[indent]Ничего подобного.
[indent]Все рассыпалось в одно мгновение – будто песочная палатка, смытая сильной волной, будто дымовая завеса, снесенная внезапным порывом ветра.
[indent]«Почему она так поступала? У нее есть Карпозуб… как можно было… от Шрамовника…»
[indent]— Топянка, — она вздрогнула, оборачиваясь – глаза снова были на мокром месте, но с ухода Оцелотки ей так и не удалось заплакать, — Ты не против, если я побуду с тобой? — пестрая ученица отвернулась – обида затопила ее новой волной. С самого ухода Оцелотки Ласка ни разу их не утешила – хотя, когда бывшая предводительница занималась всякими важными делами, а потом восстанавливалась от ран, нанесенных лисицей – все это время с ними сидела именно она. Ласка учила их всяким интересным играм, рассказывала захватывающие истории, вылизывала встопорщенную шерсть и убаюкивала вечером, когда Оцелотка не могла быть рядом. В какой-то мере Топянка считала ее своей второй матерью.
[indent]— А как же Коготок?

Отредактировано Топянка (03.05.2022 18:34:53)