Засмотревшись на возню оруженосцев, Синичка с легкостью могла их представить в настоящем сражении: ей было невдомек, насколько оно сложнее и страшнее, а вот если сражения были такие - да, ей они очень нравились! Ненадолго погрязнув в воображении, Синичка даже не сразу услышала слова Камыша, зато сразу после навострила уши. — Конечно. Может быть, я даже стану твоим наставником, кто знает.

- А кто знает? - серьезно поинтересовалась она, не сомневаясь, что кто-то да должен. Но Синичка и сама догадывалась, кто в этом племени знает все на свете: - Метеор, да? Зыркнув в сторону отца, юница с особым удовольствием отметила, что отец как раз был неподалеку: - давай у него узнаем!

Но не успела Синичка и шагу сделать в сторону Метеора, как Остролапка перегородила ей путь, чем сразу же вызвала удивленный и по-детски смешной фырк серошкурой.— Ага-а, Синичка! Юница уже насупилась, приготовившись важничать, но со следующих слов подруги ее глаза полезли на лоб то ли от смущения, то ли от удивления. — Я видела, как ты выходила из детской с воителем! А вы меня даже не заметили, потому что я затаилась… признавайся, что вы там вынюхивали? Камыш учил тебя секретным приёмчикам!?

- Ничегошеньки ты не видела, - не слишком уж уверенно протянула Синичка в ответ, явно засмущавшись, - и ничего я не выходила! - спохватилась сразу после, хоть и быстро начала понимать, насколько это, наверное, смешно. Юнице казалось, что ее разопрет от гордости, когда наконец-то появится возможность рассказать об этом всем подружкам, но как-то на гордость это похоже не было. - Камыш показывал мне лагерь и воинскую палатку. Хмыкнув, серошкурая виновато оглянулась на Камыша: его же не будут ругать, да?

— Лучше дождаться, когда вам дадут наставников. Уж им вы сможете и на спину прыгать, и на хвост, и на голову. Куда хотите. К счастью юной кошки, тема сменилась достаточно быстро, и она неловко вздрогнула то ли от прохлады, то ли от напряжения, и скромно рассмеялась, но промолчала. Как-то было жалко, если теперь Остролапка будет прыгать по голове Камыша. Синичка первая его выбрала! Но превратиться в маленькую недовольную жабу Синичка не успела, а зевнула широко-широко и снова легонько содрогнулась.

- А мы можем спросить Метеора завтра? - поинтересовалась она снова у Камыша, старательно скрывая следующий зевок. Будущие оруженосцы не устают чуть только смеркалось, но иногда, видимо, уставали.

— Не рассказывай всем подряд. Камыш усмехнулся и даже не был на нее зол, но Синичка все равно неприятно поежилась, недовольная. От сестер и подруг, казалось, ничего не ускользало: наверное и ракушки заметят, придется поделиться. Юница вроде и не была жадной, но где-то что-то под пушистой серой шерстью ощутимо распирало от гордости. У нее теперь есть настоящий друг воитель. Она уже была в воинской палатке, да.

- Мы все ее скоро увидим, - вновь довольно деловито буркнула она, глядя то на Остролапку, то на Камыша: и нечего ее всем показывать. - Нас скоро посвятят, - добавила она уверенно так, словно точно знала, что так и будет, вот буквально завтра.

Но сонливость брала свое. Смеркалось сейчас быстро, а воздух быстро леденел, и юница уже начала переминаться с лапы на лапу. Приключения на главной поляне в миг переставали быть такими же красочными, как при свете дня, да и кое-что Синичка уже поняла: чем быстрее уснешь, тем быстрее наступит новый день, так?

- Завтра нас ждет новое задание, Камыш, - заговорщически прошептала она прежде чем помчаться занимать лучшую подстилку, - Метеор передал мне особое задание: нужно убедиться, что в лагере точно-точно нет бобров! Устало хихикнув себе под нос, серая с уже неплохо выученным тактом кивнула старшему на прощанье и поторопилась в сторону детской вперед Остролапки, попутно случайно (или нет) подтолкнув ту бочком: - догоняй!

спать

< разрыв
После той самой встречи он впадал в глубокие раздумья даже чаще, чем обычно. Он ни о чем не жалел - знакомство дало ему многое. Оставалось найти силы простить самого себя и уважать выбор. Но доселе неизвестное чувство и ощущение горького комка в горле не делали е7го быт проще.

Однако в тот час, когда вернулся один из патрулей с весьма нерадостными новостями, Истлевшему наконец удалось быстро привести свои мысли в порядок. Речное племя достаточное время прожило в относительном спокойствии и это не могло продолжаться вечно. А так хотелось бы.

И все же лиса на их территории - совсем не то, к чему он был готов. Разборки с подобными гостями уже оставили след в его душе. И шкуре. Будь его воля - он не стал бы подвергать никого из соплеменников опасности, но он должен рассчитывать на них и доверять им. И с лисой нужно было разобраться, так что кивнув Метеору, Истлевший вышел в центр поляны:
- Лютоволк, Жаба, - одного он выбрал за силу и преданность племени, вторую, потому что доверял как никому. - Вы отправляетесь со мной к логову незваной гостьи. Нужно прогнать ее как можно скорее. Выдвигаемся прямо сейчас. Жаба, - решил добавить он, впившись взглядом в черно-белую шкурку ее подопечного. - Возьми Аистовника с собой. - может настоящий бой поумерит его пыл? - Нам нужен будет посыльный в случае чего.

Внимательно посмотрев еще раз на всех участников их небольшого отряда, Истлевшему оставалось лишь мысленно обратиться к Звездному Племени, взмахнуть хвостом и быстрым шагом направиться прочь из лагеря.

> березовый перелесок

♦ <— нагретые камни

Увы, лисы были частыми гостьями их территории. В прошлый раз эта подлая рыжая бестия забрала жизнь Льна. Интересно, в этот раз это была тоже она или уже другая её соплеменница?
— Лютоволк, Жаба, — Истлевший назвал её имя, и дымчатая воительница довольно вышла вперёд.
Лютоволк тоже ободряюще кивнул ей, и Жаба почувствовала себя до ужаса счастливой. Она была в самом лучшем на свете племени с самыми лучшими соплеменниками: её любили, доверяли и звали с собой. Разве это не радость для настоящей воительницы? Вот только мысли о Гадюке временами выбивали её из колеи. Выброси из головы этого белколова! Жаба даже разозлилась на себя.

— Жаба, — добавил глашатай, — Возьми Аистовника с собой, — воительница выдавила из себя улыбку. — Нам нужен будет посыльный в случае чего, — решил добавить ей уже тише рыжегривый. Хорошо, что он не сказал это громко вслух: наверняка, Аистовник весь бы извелся и орал до березового подлеска о том, что он никакой не посыльный, а будущий предводитель, а будущих предводителей гонять обратно в лагерь нельзя.
— Аистовник, — громко мяукнула Жаба, подзывая черно-белого юнца с собой. — Идёшь с нами и без всяких глупостей, — строго заявила дымчатая и сразу выдвинулась вперёд.

Она не собиралась ловить в глазах собственного оруженосца насмешку или вызов, а также не хотела громко рассказывать об опасностях встречи с грозной лисицей. Если Аистовник не мышеголовый, то всё прекрасно понимает сам.
Лютоволк что-то зашептал младшему брату. Жаба была уверена, что хотя бы у воителя получится наставить вызывающего ученика на путь истинный.

— Да поможет нам Звёздное племя, — уже под нос вздохнула Жаба, провожая взглядом лагерь и соплеменников.
Воительница поспешила за глашатаем. Оставалось надеяться, что у них всё получится.

—> за остальными

берёзовый перелесок ←

Морда кривится от каждого шага: болезненные ощущения рябью волн разносятся по всему телу, вынуждая сильнее сжимать челюсти, а запах крови неприятно оседает на внутренних стенках гортани, скатываясь вниз по языку. Лютоволк не останавливается, но время от времени замедляется, когда ему или кому-то ещё требуется перевести дыхание, то и дело мысленно выругиваясь себе под нос.

Он, конечно же, рассчитывал на более удачный исход, но по итогу их, словно группку каких-то едва вставших на путь обучения учеников, с поразительной лёгкостью раскидали в стороны, неприятно ударяя по гордости.

В голове уже вырисовывает план: в нём Лютоволк, как только получит должное лечение, а раны перестанут его беспокоить, остро реагируя на любое движение, отправится снова и снова прочёсывать территорию в поиске рыжего отребья, чтобы после заставить скулить именно его. Конечно, всё могло быть и в десятки раз хуже, нацелься лис на самого младшего в патруле, и не успей остальные ему помочь, но Лютоволк думал лишь о том, что могло быть и лучше; должно было быть лучше.

Он дёргает порванным ухом, тут же скалясь и выпуская тихое утробное шипение, и бросает взгляд на Истлевшего. Во времена ученичества и юности они не то, чтобы были крепкими друзьями, но рыжий воин нравился Лютоволку своей прямотой и живостью, которые резко пропали меньше, чем за половину луны, и хотя ему не было до дрожи в лапах интересно всё происходящее с соплеменником в тот момент, когда он покинул племя, он не понимал причину, отчасти даже считая его предателем: потери и смерть - неотъемлемая часть любого племени, но вместо того, чтобы пережить это вместе, разделяя с каждым, он предпочёл оставить своих товарищей наедине с утратой, которую в тот момент ощущал не только он один. Так, по крайней мере, считал сам Лютоволк.

И если в прошлом он старался игнорировать Истлевшего, затаив на него обиду, то со временем, кажется, то перестало слишком сильно его трогать, хоть недосказанность и продолжала неприятным налётом и пылью оседать в разуме.

- Кажется, следующую луну патрули ты будешь сформировывать из палатки Раколова, - коротко усмехается, представляя выстроенных у входа воителей, ожидающих указаний. - как думаешь, стоит предупредить кого-то из соседей о возможной угрозе? Лис мог уйти и в противоположную сторону, но нельзя исключать вероятность того, что он заглянет в гости к кому-то ещё после нашего тёплого приёма.

Уже в лагере патрульные ловят на себе внимательные вопрошающие взгляды, на которые сам Лютоволк отвечает лишь сдержанным ведением плеча. Кто-то из соплеменников, увидев ощутимо потрёпанных воителей, тут же спешит в целительскую, оповещая о случившемся Раколова, и Лютоволк садится на землю, не отходя далеко от остальных, чтобы терпеливо дождаться лечения. Глаза переместятся на хоть и пострадавшего, но всё же живого Аистовника, после - коснутся силуэта жабы.

- Ты как? - едва заметно вскинет подбородок, обеспокоенный состоянием кошки, но прекрасно понимающий, что подобным её не сломить. В конце-концов, это всего лишь проигранная битва, которых в их жизнях было не мало, и которая не станет проигранной войной.

p.s. раколовчик, можешь кидать дайсы на лечение

<— берёзовый подлесок

Давно Жаба не испытывала подобных ощущений. Всё-таки сражаться с воителями — дело одно, а с разъярённым хищником — другое. Она почти забыла это жуткое чувство, которое впервые почувствовала при битве с бобрами. Эти страшные зубы, щёлкающие прямо возле шеи, норовящие сломать тебя пополам. Лис оказался ещё более серьёзным противником: или они это так ослабели за Сезон Голых Деревьев?

Воительница поморщилась, когда на загривке вновь защипало: оставалось надеяться, что эти укусы не воспалятся.
— Как думаешь, стоит предупредить кого-то из соседей о возможной угрозе? — задал вопрос Лютоволк хромающему глашатаю.
Жаба подавила ноющий вздох: меньше всего на свете ей хотелось бежать куда-то к соседям. Тело ломило, хвост и уши отваливались, хотелось прилечь на солнцепёк и провалятся там весь Сезон Юных Листьев.

— Проследи, что бы Аистовника и Жабу осмотрели и подлатали как можно быстрее, — распорядился Истлевший, когда они оказались на главной поляне, которая предсказуемо забурлила, стоило им только увидеть истерзанный боевой патруль.
— Не задерживайся, — заботливо мяукнула дымчатая, когда она увидела, как рыжий глашатай начал идти в сторону палатки Метеора. — А то займу твоё любимое местечко в палатке Раколова... — шутливо бросила воительница, пошевелив ушами.

— Ты как? — Лютоволк уже оказался с ней рядом.
— Жить буду, — слабо улыбнулась Жаба, встречаясь с воителем взглядом. — Лисы часто доставляли нам неприятности: сначала Лён с Вишней, теперь вот нас отделали. Хорошо, что мы хотя бы живы, — чего нельзя сказать об их соплеменниках, которым не повезло столкнуться с рыжей мордой в прошлый Сезон. — Интересно, как скоро Аистовник запросится на новую тренировку? — шутливо шепнула дымчатая, поглядывая на раненого оруженосца: что-то ей подсказывало, что и это его не сломит.

Когда Раколов оказался на поляне, он быстро подлатал их. Оставалось надеяться, что у целителя они пролежат недолго. Хотя на всё была воля Звёздного племени.

—> лежать в палатку целителя

Лютоволк недовольно ведёт усами при упоминания лис: кажется, теперь они будут занимать особое место в душе воителя, находясь в категории «личная неприязнь». Но Жаба была права - они часто доставляли племени беспокойство, так что в сущности очередная встреча с одним из их представителей не являлась чем-то из ряда вон выходящим, не считая того, что задела воинское самолюбие.

Он переводит взгляд на Аистовника вслед за воительницей, задерживая на том глаза. Подмечает несерьёзные, в целом уши, которые, впрочем, в любом случае требовали ухода. Видит, как поднимаются и опадают его бога и грудная клетка (видимо, всё ещё пытается отдышаться после боя, пути и переизбытка эмоций), и опускает широкие плечи, коротко выдыхая.

- Скоро, можешь не сомневаться, - хмыкает почти что удовлетворённо, прекрасно зная, что Аистовник не из тех, кто сдаётся. Он слишком упрям, чтобы принимать своё поражение так просто, не желая исправить ситуацию и самого себя. - попросит тебя обучить его какому-нибудь особому приёму, и будет выкладываться изо всех сил, чтобы больше не почувствовать горечь поражения. Это лишь подстегнёт его тренироваться усерднее, можешь даже не сомневаться, - и, проведя языком по нёбу, слегка сощурится, надевая на себя лёгкую улыбку. - но надеюсь, что это также покажет ему, что не всё и не всегда идёт идеально, и что это, не смотря на негативные ощущения, совершенно нормально.

Хотя сам он, конечно же, мог понять и обратную реакцию. Пожалуй, в этом плане Лютоволк даже был рад, что Аистовник является его братом: так воителю удавалось лучше взаимодействовать с ним, заранее зная как ученик мог поступить в той или иной ситуации.

- К нему нужен подход, да и он бывает надоедливым в своём стремлении выделиться, но все мы такими были. Я уж точно, - останавливает себя от желания толкнуть Жабу в плечо, вспоминая, что та точно также ранена. - но уверен, что ты справишься. Дай себе время привыкнуть, а ему - раскрыться.

От разговора его отвлекает Истлевший, ярким пятном замаячивший на скале, и Лютоволк в чужих движениях ловит какую-то неправильность. Нет, дело было вовсе не в очевидном болезненности каждого шага; дело было в чём-то более глубоком.

Брови хмурятся, когда громкий голос созывает собрание: Метеор отправил глашатая вместо себя, видя его состояние? Но то было не добровольным решением, а вынужденным. Слова о смерти предводителя на секунду вгоняют в ступор, заставляют пасть едва заметно приоткрыться, чтобы после вновь с бесшумным щелчком захлопнуться, и Лютоволк по инерции обводит собравшихся взглядом, пытаясь поймать и увидеть реакцию каждого, но всё, что он видит, сводится к непониманию.

Лютоволк не пропускает удары сердца, не заходится в удивлённых вздохах и не чувствует чрезмерной печали: их с Метеором отношения никогда не были ближе, чем предводитель-воитель, и хотя серый кот исправно и без споров исполнял все свои обязанности, за свою жизнь так и не проникся должной симпатией к лидеру. Но, как и всех, смерть предводителя касалась его по-своему.

Он на короткое мгновение забывает, что сам только вернулся из патруля, желая тут же выступить добровольцем, но быстро себя останавливает, кидая на Жабу многозначительный говорящий взгляд, чтобы после вернуть его на рыжего глашатая. Тот уже раздаёт указания - Лютоволк провожает глазами скрывающихся в палатке предводителя старейшин, всматриваясь в неё чуть дольше, дёргает ухом и смаргивает осевшее на ресницы смятении, и, до того как Истлевший успеет скрыться в целительской, бросает ему вслед короткое: - если что-то понадобится - только скажи.

Отчего-то он ощутил короткий укол беспокойства, понимая, что Истлевшему придётся преодолеть долгую дорогу к Лунному Камню, а с его ранами это может сулить определённые осложнения и увеличение времени пути, а значит племя останется и без глашатая, и без предводителя. Но Лютоволк, очевидно, будет находиться в лагере ещё достаточно долго, чтобы даже не смотря на зудящие и беспокоящие его раны наблюдать за происходящем и не позволить племени забыть о своих обязанностях - это его долг, как долг и всех остальных: терпеливо дожидаться и выдерживать удары судьбы не смотря ни на что.