Галка первая реагирует на появление дочери; срывается с места чёрным вихрем, оказывается рядом, близко-близко, и Иголка задыхается в эмоциях, замирая от тёплого родного прикосновения, жмурится, отчаянно стремясь растянуть этот миг, и даже по инерции подаётся к Галке, стоит той отпрянуть, наткнувшись на царапины на спине. Иголка промаргивается, потому что перед глазами вдруг всё расплывается, словно она под водой, и не сразу находится с ответом.
- Это... Это одна бродяга из Города, - голос звучит хрипловато, и кошке приходится прокашляться, прежде чем успокоить Галку, готовую вот-вот сорваться с места и броситься на поиски вышеназванной особы, чтобы самолично разъяснить ей за ненападение на своих детей. - Стрелокрыл с ней подрался, здорово разукрасил.
Иголка слегка усмехается, хотя смешок этот скорее нервный, чем злорадный; Галка уделила ей личного внимания больше, чем за последние несколько лун, и было бы самонадеянно ожидать от неё большего, но Иголка всё же провожает её взглядом, потерянным, немо просящим, когда зеленоглазая воительница выскальзывает из палатки на зов соплеменника, чей голос юница даже не сразу успевает различить, не придавая ему значения. А зря, ведь последующие слова Галки заставляют её лапы примёрзнуть к земле.
«Моего... кого?»
Она выворачивает голову, как сова, чтобы сквозь переплетения веток у входа в палатку увидеть мелькнувший тёмно-коричневый массивный бок кота, увлекшего за собой их мать. Это же Кедр. Иголка оборачивается обратно вглубь палатки, едва не нос к носу сталкиваясь с Зарелапом, ловит его взгляд, в котором не может прочесть абсолютно ничего, и ощущает лишь прикосновение братского бока, скользнувшего вдоль неё - он уходит, не обмолвившись ни словом. Иголка прерывисто вздыхает, искренне не понимая столь прохладного приёма. Впрочем, ладно, ладно, главное, что Галка ей рада, уже одного этого достаточно.
А вот и Рассвет, смотрит на неё как-то странно, и Невидимка подле него, кривит свою мордашку, как и всегда. От них Иголка ничего особенного не ждёт; конечно, будь здесь Яблочница, рассыпалась бы в знаках внимания и заботы. Иголка не замечает презрения, источаемого серой ученицей, и смотрит на неё ровным взглядом - во враги свои она её так и не зачислила, не нашла повода. Двое уходят, и палатка сразу пустеет. Блаженно, спокойно пустеет, до приятной тишины, и Иголка с безмолвной благодарностью рухнет на соседнюю подстилку, окинет придирчиво шёрстку сестры, подлатанные раны, счастливая просто той малостью, что её пригласили, не заставили и дальше стоять в неуверенности, как себя вести. Возьмёт да и прижмётся нежданно-негаданно к Сажелапке, смешав одинаковую чёрную шерсть, зажмурится, наслаждаясь подольше, не отпуская тепло и близость родного существа, не обращая внимания на сестрино изумление. Мало, слишком мало объятий в их семье, где каждый сам по себе, понимает с неожиданной ясностью, с горечью какой-то, с сожалением.
- Сама не знаю, чего искала, - бурчит, не желая вдаваться в подробности. - Рада, что ты тоже почти цела, лягухоголовая.
Хочется забыться и ни о чём не думать, но одна мысль не даёт покоя сильнее всего, рухнувшей на дно живота ледяной глыбой отвлекает на себя внимание, не позволяя забыться сном.
- Так значит, - бормочет Иголка, уже отстранившись и покачивая головой, - наш отец - Кедр? В голове не укладывается.
Непонятно, зачем было делать из этого такую большую тайну? Ладно бы их отцом оказался одиночка или кот из другого племени, тогда всё ясно. Но тут? Один из старших воителей, уважаемый кот, брат Багрянки, между прочим! Наставник Углелапа... Интересно, теперь Углелапу дадут другого наставника? Или это не считается, если Кедр не знает? Или он знает? А если знает, почему оставил всё как есть? Иголка не понимает, что чувствовать. Она так много эмоций испытала за последние сутки, что они уже просто исчерпались.